Новый американский молитвенник
Шрифт:
Еще один кивок. Сколько его помню, у него всегда была такая привычка. Словно весь его словарь состоял из одного корня и тысячи вариаций на тему.
— Мне неловко тебя просить. Мы, я имею в виду — домашние, никогда с тобой особо не ладили.
— В этом никто не виноват.
— Да нет, кто-то, наверное, виноват, только черт меня задери, если я когда-нибудь понимал кто. — Он сунул руку в карман штанов и почесал себе яйца. — Мы много потратили на лекарства. Твою мать оперировали. А клятой страховки ни хрена не хватает. — Он глянул на Сью и добавил: — Прошу прощения за мой французский.
Та кивком дала понять, что прощает.
— Думаю, что смогу немного вам помочь, — сказал я. — Правда, большую часть денег я получу только через полгода-год. Издатели, они раскошеливаться не торопятся.
Он пожал плечами и слабо усмехнулся.
— Страховые агенты тоже.
— Я могу организовать аванс, — предложила Сью. — Не знаю, правда, насколько большой. По сути дела, можно претендовать на шестизначную цифру, но с бухгалтерией не поспоришь. Так что, я думаю, не больше пятидесяти.
— Я что, и правда скоро буду стоить миллион? — спросил я ее.
— Половину точно.
— И как скоро мы можем получить деньги?
— Заявку напишу в понедельник. Может, недели через три.
Отец стоял, опустив глаза в пол и держа бейсболку на уровне пояса. Он напомнил мне раба перед судом своего господина или батрака, пришедшего к помещику просить милости. Мне хотелось сделать что-нибудь, чтобы он не был таким зажатым, но я не мог ни двинуться, ни слова сказать, подчиняясь отношениям, установленным между нами давным-давно.
— Мы благодарны, — сказал он. — Правда благодарны.
— Сыновний долг, — ответил я.
— Нету у тебя перед нами никаких долгов.
— Вы меня вырастили. Уже за одно это я в долгу перед вами.
Что-то внутри него как будто окаменело.
— Нам с тобой всю жизнь наплевать было друг на друга, тебе и мне. А теперь вот я стою тут с протянутой рукой. Черт, я… — И он с размаху нахлобучил бейсболку себе на голову. — Неловко мне.
Я не знал, что еще сказать. Та слабая эмоция, которая владела мной с самого начала нашей встречи, из удивления переросла в тихую грусть, но оставалась по-прежнему слабой, как бывает, когда смотришь рекламный ролик какой-нибудь благотворительной организации, занимающейся детьми из Третьего мира, и слезы наворачиваются на глаза, особенно если дело к ночи и ты уже успел пропустить стаканчик-другой, но стоит начаться «Футбольному вечеру в понедельник», и намерение помочь несчастным сироткам растворяется в небытии.
— Ну ладно, пошел я. — Он поддернул штаны и стал застегивать куртку.
— Оставь свой адрес.
Я пошарил в карманах в поисках ручки и, ничего не найдя, попросил Сью записать его координаты. Он склонился над ее плечом и с большим трудом продиктовал по буквам название своей улицы — Коринтиан-уэй. С ошибкой.
— Ты только не думай, — сказал он мне потом. — Мы больше тебя ни о чем просить не будем.
— Все нормально, обращайтесь. Чем смогу — помогу.
Он открыл дверь, бросив на меня последний, безразличный серый взгляд. Гул в коридоре стих. Охрана сделала свое дело.
— Я женился, — сказал я. — Ее зовут Тереза. Мы живем в Аризоне.
— Я передам матери, — ответил он. — Думаю, она обрадуется.
Когда дверь за ним закрылась, я с удивлением обнаружил, что стою, а не сижу, — пока он был в комнате, я не соображал, что делаю. От тишины звенело в ушах. Я опустился на крайний стул какого-то ряда. В голове плескался серый осадок нашей встречи, хотелось плакать, но я чувствовал, что в этот раз, как и во все другие, не заплачу. Семья всегда занимала в моих мыслях место значительное, но неопределенное, словно туманная дымка, которая застит взор, но кардинального изменения погоды не предвещает.
Сью стояла передо мной со скрещенными на груди руками.
— Ты меня слышишь?
— Да, все в порядке, — ответил я, хотя ее слова доходили до меня только наполовину.
— Эй? Вардлин?
Я посмотрел на нее.
— Ты какой-то заторможенный, — сказала она. — Значит, тебе нужно… что? Покататься на пони? Или уколоться?
— Как насчет пропустить пару стаканчиков?
— Никуда не уходи.
Сью подошла к двери и поговорила через щель с Джин Сингер. Складки темно-красных драпировок, как я заметил, заколыхались.
— Водка на горизонте, — сказала она, возвращаясь.
— Наш разговор, наверное, показался тебе чертовски странным.
— Ну, вообще-то это не мое дело, но… да. Можно и так сказать.
— Богом клянусь, они меня, наверное, из детдома взяли. Они всегда это отрицали, но, черт побери, как еще все это можно объяснить.
Сью присела рядом.
— Наверное, ты думаешь, что в детстве меня избивали. He-а. Просто я был как подкидыш. Мальчик, который вырос с волками. Нет, они вообще-то неплохие люди. Может быть, даже хорошие. Наверняка. Но они все одинаковые. Брат с сестрой, родители. Не слишком умные. Да нет, это еще мягко сказано. Просто тупые. Брата с сестрой выгнали из школы. А меня за успехи перевели на один класс вперед. Даже когда я был совсем маленьким, они смотрели на меня так, будто в толк взять не могли, что я за хреновина такая. У меня не было с ними контакта. Я до сих пор уверен, что они меня побаивались. Так что, когда я ушел из дому, они наверняка вздохнули с облегчением. — Я откинулся на спинку стула и вытянул вперед ноги. — И я тоже.
— А мне показалось, что какой-то контакт все же был.
— Я чуть со стула не упал, когда его увидел. Но что меня больше всего поразило, так это как мало всего случилось с ними за это время.
Сью обняла меня за плечи и слегка встряхнула, и я почувствовал, как ее грудь прижалась к моему плечу.
— Ну и ладно, — сказал я. — К черту.
Она убрала руку и вздохнула.
— Если хочешь, я могу отменить вечеринку.
— Ну нет, а как же насчет надрать задницу Роджеру Эберту?