Новый круг Лавкрафта
Шрифт:
Я выразил ему свою крайнюю признательность — хотя, сказать по правде, сильно сомневался в успешном исходе поисков. Но я все же оставил студенту мои адрес с телефоном — на случай, если все же отыщется что-то достойное внимания. И, конечно, я безмерно удивился, когда через несколько дней мне все же позвонили. Мое удивление, даже потрясение, выросли стократно, когда я признал имя звонившего. Тот изучавший медицину студент обратился с вопросом не к кому иному, как к доктору Мартину Радамантусу, который, как мне официально сообщили, пребывал в академическом отпуске за границей. Но оказалось, что остался здесь, правда, предусмотрительно оборвав все общественные и профессиональные связи, — доктор Радамантус завершал некие исследования, на которые в обычное время не хватало времени, которое приходилось уделять преподаванию. Тем не
Что ж, я почитал себя счастливцем: мной заинтересовался профессионал, причем заинтересовался донельзя странным и редким вопросом. Однако предстояло еще выяснить, не являлся ли ответ доктора простым проявлением вежливости человека, который чувствовал себя обязанным поделиться с профаном хоть какими-то знаниями. Однако мизантропический образ жизни доктора свидетельствовал, что обычно он не расположен к дружеским беседам с чужаками. А если я вызывал его профессиональный интерес, мне и в голову не пришло тогда задуматься, какой природы этот интерес мог быть.
Так или иначе, но вскоре выяснилось, что собственные разыскания Радамантуса вывели его на источники, косвенным образом указывающие на случаи, которые, как он сказал, я весьма счастливо поименовал «органическим переносом». Рассказ о подобном событии отыскался в немецкой книге семнадцатого столетия, посвященной — кто бы мог подумать! — астрологии и астрономии. Книга называлась «История планет» и принадлежала перу странного человека по имени Эберхард Кетзер. Родом из Шлезвиг-Голштейна, он, скорее всего, пребывал в монашеском чине и состоял в должности наставника при прусском дворе. Сведений о жизни практически не сохранилось — кроме тех, что он счел нужным сообщить в собственной книге. Книга же писалась единственно с целью сообщить всему миру, что Эберхардт Кетзер, подобно знаменитому Иоганну Кеплеру, слышал «музыку сфер». Однако в отличие от более известного и не менее эксцентричного Кеплера Кетзер услышанное не одобрил. Вместо небесной гармонии, прославленной Данте и описанной Кеплером, тот свидетельствовал об отвратительной какофонии, производимой налетающими друг на друга сферами, слепо катящимися по безумным траекториям, залетающим то в одно, то в другое измерение или же план реальности. А когда время придет, мрачно писал немец, и все услышат мерзкий скрежет, то и настанет конец света, и последняя битва будет уже не за горами.
Ну и при чем здесь вся эта старинная чушь? Просто Кетзер записывал все странные и необычные истории, что достигали его слуха: либо они ложились в его безумную теорию, либо просто оказывались донельзя страшны и любопытны. Таков и был рассказ, на который ссылался доктор Радамантус. Его оставили двое братьев из Вестфалии, повествовавшие о необычайной встрече, состоявшейся на обратной дороге из церкви после вечерни. Они сказали, что на пути домой им встретились сияющие «ангелы Господни», и те ангелы навели на них сон, причем сон, полный странных видений. И когда они проснулись, то могли поклясться, что видели один сон на двоих, и сон тот обернулся вещим. Ангелы забрали и поменяли местами части их тел, и теперь руки и глаза одного брата принадлежали другому! Тогда они обратились к приходскому священнику, дабы тот засвидетельствовал необычайные перемены в их внешности. Глаза их, конечно, с рождения не отличались цветом, а вот руки… Современная дактилоскопия без труда смогла бы ответить на все их вопросы, однако и тогда существовала простая и действенная метода подтвердить рассказанное. У одного из братьев отсутствовал палец, а на следующем — верхняя фаланга: он по неосторожности отрубил их себе топором; так вот, теперь его руки предстали глазам селян целыми и невредимыми, а вот второй брат в ужасе предъявил увечье, которое ранее ему не принадлежало! Палец и фаланга отсутствовали, причем безо всяких следов недавнего ранения.
Конечно, кивал Радамантус, подобные свидетельства не имеют никакой исторической ценности, ибо достоверность устной народной традиции — ну, вы понимаете… Если опираться на такие рассказы, то можно еще и не такое вычитать — и про кровавые дожди, и про явления Пресвятой Девы… Но он завел разговор именно об этом случае, потому что данный рассказ, по сути, являлся единственным задокументированным свидетельством
Я рассыпался в пространных благодарностях и не без боязни поинтересовался, могу ли снова рассчитывать на возможность разговора по телефону. К моему безмерному удивлению, доктор выказал всяческую охоту продолжить знакомство, если в том возникнет необходимость. Конечно, я все еще не расставался с надеждой проконсультироваться с доктором по поводу моих экспериментов с наркотиками. К тому времени я уже пришел к окончательному заключению, что доктор Уитмор и в жизни не пробовал употреблять указанные субстанции. Но судьба, как я подумал, свела меня с единственным авторитетом в этой области эзотерического знания.
Как вы можете понять, я незамедлительно вернулся в библиотеку. Оказавшийся мне столь полезным молодой человек в тот день не работал, иначе бы я не преминул выразить ему мою живейшую благодарность. Поэтому я сам взялся за поиски увесистого тома и немецко-английского словаря. Уроки немецкого остались в далеком прошлом, к тому же мне было крайне сомнительно, что выученный мной с грехом пополам разговорный немецкий окажется достаточным для прочтения изобилующего темными местами старинного текста.
Работу Кетзера совсем недавно переиздали в весьма престижной серии книг, посвященных истории науки. Я, конечно, обрадовался безмерно, однако и удивился в равной мере: где наука и где полный суеверных побасенок фолиант? Текст оставили без перевода, но хотя бы отпечатали современным шрифтом — старинный готический заставил бы меня без сомнения попотеть над страницами. Разделение на главы также принадлежало редактору и шло курсивом. Подобная организация материала облегчила мне поиски. К счастью, он оказался совсем не замысловатым — к тому же Радамантус уже снабдил меня кратким содержанием истории во время нашего разговора по телефону. Но я отметил для себя одну очень интересную деталь: время от времени в тексте появлялись темные места и умолчания — читатель неподготовленный пропустил бы их, не задумываясь. А я — нет. Я их заметил.
Похоже, эти крестьяне не описали сверхъестественных визитеров детально, ибо не могли этого сделать. Они просто назвали их «ангелами», потому что, видите ли, с их приходом в «воздухе разлилось сияние и появился ореол света»! Я посмотрел в сноски, однако комментировавший отрывок ученый муж затруднялся объяснить природу этого явления. Как и поступают все педантичные комментаторы, лишенные воображения, он предположил, что здесь мы имеем дело с запорченным местом в тексте или же ошибкой при перепечатке. Я же, однако, прекрасно все понял. Ибо я сам, сам видел этот ореол, этот крутящийся круг. Так вот ты где — невидимый летательный аппарат, несущий к нам пришельцев… откуда? Тайна лишь приоткрылась, я не сомневался: моим глазам предстала лишь верхушка айсберга. Тем не менее мне не оставалось ничего иного, кроме как поделиться моими открытиями с членами клуба. Заседание должно было состояться всего через несколько дней.
Когда в комнату вошел припозднившийся старый Экхарт, заседание посчитали открытым. Развернувшись ко мне лицом, с трудом скрывая владеющее ими нетерпение, все мои товарищи по эзотерическим штудиям расселись по просторному кабинету: Барлоу, Преус, Сейнт-Джошуа, Экхарт. По традиции, мы каждый месяц меняли место заседания клуба, и теперь Барлоу выпала честь принимать товарищей. Однако совершенно очевидным представлялось, что вести это собрание буду я, и потому я вел себя как хозяин. Быстро и в подробностях повел я рассказ о поставленном опыте, о последовавших встречах с докторами Уитмором и Радамантусом, о моих библиотечных разысканиях. Время от времени я возвращался к рассказанному, добавляя упущенные важные детали. Мои друзья, как я и подозревал, остались под большим впечатлением от услышанного: они не ожидали, что я так далеко продвинусь в исследованиях. Максимум, что они думали услышать, — так это имена консультантов, которые бы взяли под наблюдение тех, кто решится принять наркотик. А я — я уже испробовал это вещество, причем обошелся безо всякого присмотра и даже получил совершенно неожиданные и диковатые результаты! Судя по искоса бросаемым на меня взглядам, некоторые даже готовы были усомниться в правдивости моего рассказа.