Новый круг Лавкрафта
Шрифт:
Шепот стал громче, хотя слов по-прежнему было не разобрать, а он обошел угол огороженной стеллажами внутренней комнатки и с замиранием сердца обнаружил проход между книжными полками. Но его тут же — хотя непонятно, почему — привлекла на первый взгляд неприметная книжица в сероватом перелете, косо стоявшая в чрезмерно для нее широкой щели между двумя здоровенными томами во внушительно выглядевших обложках. Книжица стояла на самой верхней полке, и, чтобы достать ее, ему пришлось вытянуться, словно бы пытуемому на дыбе. Пытаясь не выдать своего присутствия ни стоном, ни вздохом, он все же наконец сумел ухватить указательным и большим пальцем этот предмет бледно-серого цвета — по правде говоря,
Перед его глазами разворачивалась хроника странных сновидений. Однако, читая, он почему-то погружался не в повествование о причудливо переплетенных снах, а непосредственно в них. О нет, вокруг него плелись не метафоры — вокруг возникала вполне ощущаемая реальность. К тому же язык книги представлялся до невозможности неестественным. Указание на автора отсутствовало. И впрямь, казалось, что текст в нем не нуждается, ибо текст говорил сам за себя и исключительно с собой: слова изливались подобно потоку теней, которых некому и нечему отбрасывать в нашей реальности. И хотя язык книги походил на традиционную тарабарщину мистических писаний, он оказывался странным образом внятен — и в душе читателя описанный мир пускал глубокие корни, словно бы напитываясь подлинностью. Неужели он держал в руках заклинание, способное вызвать к жизни Вастариен, тот самый невозможный мир, на который намекали корявые буквы с обложки. А может, то был вовсе и не мир? Может, ему открылась нездешняя суть чего-то дотоле неведомого, из чего природные элементы уже удалились путем некоей алхимической экстракции, а дни обратились в сны, и ночи — в кошмары. Каждый прочитанный абзац являл его разуму образы и сюжеты столь безумные и дикие, притягивающие и отталкивающие одновременно, что его собственное чувство «нормального» грозило самоуничтожиться в ходе такого чтения. Похоже, в том царстве властвовала ничем не стесненная причудливость, а несовершенство превратилось в источник чудесного — перед его глазами проходили, одно за другим, удивительные примеры безобразия и балаганные в своем уродстве диковины. Страницы книги дышали ужасом. Но то был ужас, не омраченный чувством потери или тоской по прежним радостям или несбывшимся надеждам на спасение. Нет, то был ужас, говоривший об искуплении через вечное проклятие. И если считать Вастариен кошмаром — что ж, то был воистину кошмар, но преображенный в духе совершеннейшим отсутствием тихой гавани и убежища от него, — кошмар, ставший обыденным.
— Прошу прощения, не заметил, что вы сюда прошли, — пропищал книгопродавец.
Он только что вышел из внутренней комнатки и теперь стоял, скрестив руки на широкой груди.
— Прошу вас ни до чего здесь не дотрагиваться. Прошу также отдать мне книгу, — и он протянул было руку за томиком, но потом опустил ее — странный посетитель с бледным лицом и бледными глазами не собирался расставаться с книжкой.
— Я бы хотел это приобрести, — проговорил Кейрион. — Думаю, если…
— Ну да, если цена покажется вам приемлемой, — закончил за него фразу торговец. — Однако кто знает: возможно, вы еще не поняли, насколько ценны эти книги. И эта, к примеру… — пробормотал он, вытащил из кармана пиджака маленький блокнот и карандаш и что-то быстро там нацарапал.
А потом оторвал верхний листок и предъявил покупателю. А затем спокойно убрал обратно и блокнот, и карандаш, тем самым показывая, что торговаться не собирается.
— Но как же так? Мы ведь могли бы хотя бы попытаться договориться о цене?.. — жалобно вскрикнул Кейрион.
— Увы, это невозможно, — отрезал
И тут на его плечо легла рука — и книгопродавец замолк, словно выключенная заводная игрушка. В проход между полками мягко ступил человек-ворон, внимательно оглядел предмет дискуссии и тихо заметил:
— А вы не находите, что это книга весьма… сложна?
— Сложна? — переспросил Кейрион. — Ну… не знаю… Если вы о языке, то да, пожалуй, но…
— Нет, — жестко прервал его книгопродавец. — Он говорит не о языке.
— Прошу простить, но нам нужно поговорить наедине, — сказал человек-ворон.
И они снова удалились во внутреннюю комнату, и шептались там некоторое время. Затем хозяин лавки выступил наружу и объявил, что случилось досадное недоразумение. Книга, конечно, представляет собой весьма любопытный экземпляр, однако же ее цена намного ниже только что заявленной. Пересмотренная стоимость книги, конечно, была достаточно высока, однако томик оказывался вполне Виктору по средствам. Надо ли говорить, что он немедленно уплатил деньги и унес книгу к себе.
С тех пор Виктор не на шутку увлекся книгой и ее потусторонним миром: впрочем, представлялось ошибочным разделять их, ибо книга не просто описывала царство странного, но неким неясным образом составляла его плоть и воплощала в нашей реальности.
Каждый день он прочитывал по главе из серого томика, не в силах оторваться от страниц, и каждую ночь совершал бесплотные прогулки, навещая то или иное место с призрачной карты. Судя по всему, он наконец обрел высшую точку — или дно пропасти — ирреальности, райское блаженство истощения, смятения и запутанности, где реальность заканчивается и жизнь продолжается на ее руинах. И вскоре он понял, что испытывает необходимость вернуться в книжную лавку о двенадцати углах и расспросить толстого торговца о книге. Тогда-то он и узнал истинную правду о том, как она оказалась на полке у букиниста.
Придя ко входу в лавку — на улице стояли сероватые сумерки пасмурного вечера, — Виктор Кейрион, к удивлению своему, обнаружил, что дверь, распахнувшаяся в прошлый раз от малейшего прикосновения, сейчас оказалась накрепко запертой. Она нисколько не поддалась на его усилия, а ведь он и так и эдак дергал и тряс ручку. Внутри магазина горел свет, и он выудил из кармана монетку и принялся стучать ей по стеклу. Наконец кто-то вышел из темной задней комнаты.
— Закрыто! — жестами показал ему книгопродавец с той стороны стекла.
— Но… — и Кейрион красноречиво показал на циферблат часов.
— Все равно закрыто! — громко выкрикнул хозяин.
Однако гримаса разочарования на лице настойчивого клиента, похоже, произвела на него впечатление, и книгопродавец отпер дверь, растворив ее ровно настолько, чтобы показать, что не собирается пускать Виктора внутрь и намерен лишь ответить на несколько вопросов.
— Чем могу быть полезен? Магазин закрыт, приходите в другой день, если…
— Я просто хотел кое-что у вас спросить. Помните, я купил у вас книгу, совсем недавно, ту, что…
— Да, я помню, — твердо ответил хозяин лавки, словно только и ждал этого вопроса. — И надо сказать, я остался под большим впечатлением. Равно как и… другой человек.
— Впечатлением?… — непонимающе переспросил Кейрион.
— Точнее сказать, мы оба просто ошарашены, — покивал головой книгопродавец. — Он сказал мне тогда: «Книга обрела хозяина», и я, конечно, согласился. Разве был у меня иной выход?
— Простите, но я не совсем понимаю, о чем речь, — пробормотал Кейрион.