Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая
Шрифт:
— Сколько вас там?! — вновь крикнул переговорщик.
— Нас двое.
— Не знаю правду вы говорите или нет, но вам пройти с нами придется! Атаман разберется, кто вы такие и что вы здесь делаете! — не терпящим возражений тоном изрек предполагаемый казак.
— Не возражаю! — переглянувшись с Маричкой, ответил я.
— Ну и отлично.
— Я могу выходить? Не пристрелите?!
— Вначале повынимайте магазины из своих стволов и выкиньте. Потом медленно выходите.
§ 66
Я едва успел разглядеть людей, которые
Остальные выглядели примерно так же, как и любые люди на пустошах: суровые мужчины, возраст которых трудно определить из-за покрывающих лица густых бород и щетины, которая скрывала лицо не хуже марлевой повязки. Волосы были длинными, спутанными, а лица грязными и вдобавок обмазанные чёрной краской, напоминающей смолу. Один был одет в старую, поношенную бело-салатовую военную форму без знаков различия и держал в руках автомат Калашникова, обмотанный каким-то тряпьем, другой был в свободных серых полотняных штанах и черной куртке из свиной кожи, под которую было поддето нечто вроде самодельной кольчуги, а в руках держал обрез старого охотничьего ружья-двустволки. За поясами у всех были ножны с кинжалами, металлические фляги для воды и подсумки.
Не знаю, что сделали с Маричкой, но меня тщательно обыскали, освободили от всего снаряжения, скрутили за спиной руки какой-то проволокой, взяли под локотки. Я, конечно, ощутил, как меня спустили с лестницы (если бы не поддерживали, точно грохнулся бы), но сложно было сказать, куда меня повели дальше. Слух мог менять обманывать, но вокруг доносились шаги, наверное, восьми или девяти пар ног.
— Ты, значит, говоришь, что жил тут? В Генераторном? — спросил у меня один из людей, держащих меня под локотки, кажется, тот самый молодой парень, что меня едва не пристрелил.
— Да. До 2076-го.
— Здесь народу много жило. До 2076-го, — угрюмо отозвался другой голос, мрачноватый.
— А ты, барышня?
— Я с ним, — прошептала Маричка.
— Понятно. Хорошенькое вы местечко нашли для медового месяца.
Вокруг раздался смех. Смеялись человека четыре, не меньше.
— Красивая у тебя повязочка, — вдруг заговорил тот самый человек, что вел с нами переговоры, кажется, старший в отряде, с чубом на голове. — Где такие раздают, а?
Я вдруг с ужасом вспомнил о красной комсомольской повязке.
— Это трофейное снаряжение! — воскликнул я торопливо.
— Ах, трофейное? И где достали?
— Нас пытался задержать патруль комсомольцев. Мы с ними справились. Забрали у них кое-какую снарягу. А их самих оставили в их тачке. Тут, на окраине поселка.
— А почему не ухлопали?
— Сопляки же совсем.
Некоторое время было молчание и перешептывания.
— Сами-то откуда?
— Я здешний, из Генераторного. Она — из Олтеницы, воспитывалась в центре Хаберна.
— Ну допустим так. А после? Где жили после?
Я затаил дыхание и мысленно перекрестился. Сейчас был важный момент. Как гласит старая пословица —
— С 76-го я жил в Австралии, в Содружестве наций, — наконец решился я.
Перешептывания стали громче.
— Что же тебя занесло-то в родные места через столько лет?
— Служба.
— Служба, говоришь? И что же за служба такая?
— Такая, которая евразийцам не по душе. Война на пороге. Если вы не заметили.
— Еще как заметили. У нас война не «на пороге», а никогда не заканчивалась. Знаешь, сколько я нацистов за свою жизнь скопытил? А вот ваших мы здесь все эти годы не наблюдали. Не больно много-то ваше Содружество интереса проявляло к нам.
— Все изменилось.
— И что же у вас за задание такое?
Тут уже настал черед недоговаривать.
— Диверсионная деятельность. Это все, что я могу сказать.
— И много ты тут диверсий учинил кроме как троицу малолетних евразийских подпевал в их же машину упаковать?
«Нашли комсомольцев. Я ведь не говорил, что их было трое», — догадался я. — «Хорошо. Значит поймут, что я говорил правду про трофейное снаряжение».
— Я не имею права разглашать этой информации.
— Ах, секретничаешь, значит? Ну посмотрим, посмотрим. Атаман разберется, что с тобой делать.
Последняя фраза вызывала у меня смешанные чувства. Я уповал на то, что в диверсанте, работающем на Содружество, вечно партизанящие и во всем нуждающиеся казаки увидят потенциального ценного союзника. Атаман Наливайченко, если только он все еще глава казаков, был непримиримым врагом русских нацистов во всех их ипостасях, последней из которых, по-видимому, считал Евразийский Союз. Однако лишь немногим менее лютой была ненависть Наливайченко к былому руководству Генераторного, к которому принадлежал и мой отец, которых казаки считали предателями национальной идеи. Время излечивает некоторые раны, но не все. И я вовсе не исключал, что, признав во мне сына Владимира Войцеховского, атаман в сердцах прикажет поставить меня к стенке.
Но ставка была сделана.
§ 67
После того как расспросы казаков прекратились, за неимением других занятий я считал шаги. По моим подсчетам, мы прошли не менее двух миль. Все еще не вполне оправившись от ран, я уже валился с ног от усталости к тому моменту, как услышал какой-то скрип и держащий меня человек приказал мне пригнуться. Я понятия не имел, где именно находится вход в подземный тоннель, за исключением приблизительного расстояния от Генераторного, чего, по сути, казаки и добивались.
Под землей воздух был тяжелым и спертым, моим легким не хватало здесь воздуха. Довольно долго меня тащили по тесным подземным ходам, где плечи задевали стенки. Потом, судя по ощущениям, я очутился в более просторном помещении. Здесь дул едва-едва ощутимый сквозняк. За неимением зрения слух и обоняние обострились и дали мне вполне явственное впечатление о том, что мы прибыли в казачью станицу. Я слышал тихие голоса, шаги, треск костров, скрип калитки, скребки ложки о кастрюлю, лай собаки. Пахло дымом, навозом, мочой. Сквозь эти запахи до моих ноздрей доносился волшебный аромат жареного мяса — не крысятины или собачатины, а настоящей жирной свинины.