Новый мир. Книга 3: Пробуждение
Шрифт:
Но, как порой бывает в таких случаях, у судьбы оказались на меня другие планы. Я был трижды ранен, не считая легких ран, травм и контузий. За моей спиной было участие больше чем в тридцати боевых операциях в течение пяти военных кампаний на четырех континентах. Я был произведен в сержанты, затем назначен лейтенантом, а в конце концов стал и капитаном. Но в январе 2093-го года, не иначе как по необъяснимой статистической аномалии, я был все еще жив. И даже начал думать, что смогу и впрямь увидеть конец этой войны.
Глава 2
§ 8
Той ночью ко мне опять пришли кошмары. Они преследовали меня постоянно,
Вначале были клочки воспоминаний о том, что произошло на горе Логан в 90-ом. Я вновь, как наяву, ощутил на себе многочисленные слои теплой альпинистской одежды. Снова я лез по обледеневшим горным склонам, заметаемый порывами снежного бурана. Мозолистые руки в рукавицах хватко держались за сверхпрочный альпинистский трос из углеродных нанотрубок, глаза щурились от попадавших в них колючих снежинок. За пределами моей куртки было минус тридцать пять по Цельсию, а может быть, и все сорок. Метель скрадывала видимость до пары метров. Казалось, что у склона нет ни начала, ни конца, и что я обречен лезть по нему до скончания веков, или пока не сорвусь. Вдруг я ощущал, как земля начинает дрожать. Вначале маленькие, а затем и крупные булыжники катились по склону вниз. Я пытался уклониться от них, чувствовал телом их удары…
И вот я уже был внутри защищенного подземного комплекса, в угрюмом, мрачном бункере без окон, с мигающим аварийным освещением. шел бой. Я видел перед собой нечто чудовищное — не то человека, не то робота, закованного в фантастический бронированный скафандр, напоминающий снаряжение водолазов для глубоководных погружений или тяжелую взрывозащитную броню саперов.
Это был «Ронин». Самая совершенная машина для убийства, когда либо созданная Евразийским Союзом. Сложно поверить, что это не робот, а живой человек, подвергнутый биологическим изменениям, срощенный со своим нанокостюмом, управляемым мощным нейрокомпьютерным интерфейсом. Некоторые технологии, используемые евразийцами при производстве «Ронинов», до сих пор не до конца изучены.
Он выглядел таким тяжелым, что казалось, будто он не способен ступить и шагу. Но двигался он с феноменальной ловкостью, почти не касаясь земли. Я стрелял в него. То же самое делали и другие. Некоторые пули попадали в цель, но, замедленные невидимыми магнитными щитами, рикошетили от сверхпрочного костюма или застревали в нем. Одного за другим «Ронин» настигал стрелков и расправлялся с ними изящными, экономными, методичными движениями — рассекал их на части огромным мечом, являющимся продолжением одной из его рук, или просто расквашивал им шлемы вместе с головами ударами другой руки, такими мощными, что они способны были бы несколько раз перевернуть грузовик. Он казался неуязвимым.
«Да сдохни же ты!!!» — рвался крик из моей собственной груди.
Кошмары о горе Логан сменили другие.
«Приготовиться к высадке!» — прозвучал в ушах крик лейтенанта Стила. То было, кажется, Балтийское море, осень конец 90-го. Конвертоплан, взмывший с палубы авианосца, приближался к берегам, сокрытым в туманной дымке. Десантная дверь уже отворилась. Если бы не спины стоящих впереди товарищей, я мог бы видеть стремительно проносящуюся под нами морскую гладь. На мне был эластичный гидрокостюм и водолазное снаряжение. Через минуту мне предстояло прыгнуть без парашюта с высоты более ста футов, а затем, если
«Ну где же они? — нетерпеливо прошептал кто-то из легионеров.
Я был уже в другом месте. Центральная Европа, начало 91-го. Вокруг было тихо. Мой глаз припал к прицелу, держа в поле зрения пустынный участок дороги. Ветер гонял снег по потрескавшемуся асфальту и шуршал колючими кустами на обочине. Дозиметр мерно трещал. Где-то за спинами выли собаки, а может быть, волки. Я не двигался, как и другие легионеры. Нам предстояло лежать так много часов, а если понадобится, то и дней, пока здесь не пройдет транспортная колонна, перевозящая одного из евразийских военачальников. Его хорошо охраняют. Но если нам повезет — мы прикончим ублюдка. А если повезет еще сильней, то кто-то из нас сумеет добраться до точки эвакуации, спасаясь от пущенных на охоту за нами карательных отрядов…
«Тихо», — прошептал кто-то за моей спиной.
Окружение снова поменялось. Вокруг была кромешная тьма. Плечами я ощущал касания земляных стен, а напряжённый слух улавливал шуршание шагов и мерное дыхание товарищей передо мной и за спиной. Мы были в Южной Африке, то было лето 91-го.
Сражаться в подземных тоннелях, где противник укрывается от овладевшей небом авиации Содружества — самый тяжелый и опасный труд, какой только можно себе представить. Обычным войскам это не по силам. Но мы, легионеры, ничего не боялись — даже тьмы. Мы понимали, что, может быть, через несколько минут, напоровшись на мину-ловушку, будем похоронены в этих норах. Но если нет — мы найдем и уничтожим укрытый здесь склад боеприпасов…
«Осторожно!» — громко орал кто-то.
Земля сотрясалась. Прямо на моих глазах невдалеке от нас рассыпалось в пыль пятидесятиэтажное здание — одно из немногих, оставшихся целыми в Киншасе, где не так давно жили миллионы людей, по состоянию на конец января 92-го. Город, который мы «освобождали», давно стал необитаем и превратился в руину. Но от этого грядущая победа, к которой мы шли больше года, не утрачивала своего символического значения. Небо было скрыто пеплом и озарялось вспышками огня, будто в аду.
Фигуры легионеров падали вокруг меня замертво в каждом сновидении. Но в новом кошмаре, вступая в очередной бой, я видел, что они снова стоят со мной плечо к плечу, примерно в том же количестве. Казалось, что они бессмертны. Но это было не так. Они умирали, а на их место тут же приходили другие, прошедшие Грей-Айленд, вымуштрованные и накачанные стимуляторами, все более молодые и неопытные, ведь война быстра пожирала самых лучших, и выбирать уже не приходилось. Они не помнили своих имен. Не помнили, откуда пришли. Они знали только одно: они — мясо. И они пришли, чтобы УБИВАТЬ!!!
§ 9
— Сэр!
Я проснулся в холодном поту, ощутив, как мои пальцы крепко впиваются в поверхность твёрдой койки. Я дышал тяжело и часто. Сердце билось намного быстрее, чем следует. Все мышцы были напряжены, как натянутые струны, а сосуды — вздуты. Ненавижу просыпаться в таком состоянии. Иногда даже не удается сразу понять где я.
После секунды-другой раздумий, обведя беглым взглядом помещение, я понял, что я там, где и должен быть — в бункере, одном из множества, выдолбленных в утробе гор на хребте Нандадеви. Я обитал в крохотной отдельной комнатке, с аскетичным интерьером, в котором преобладали койка и стол. С потолка едва светила экономная лампа, питающаяся от переносного генератора.