Новый мир. Книга 3: Пробуждение
Шрифт:
Наконец, на каждом скафандре был установлен генератор «магнитных щитов». Будучи включенным, он на несколько минут создавал вокруг носителя магнитное поле, способное существенно замедлить гиперзвуковые пули или полностью остановить более медленные объекты. Такие штуки изобрели всего два года назад.
И это далеко не полный перечень технологических новинок, которыми мы располагали. ЧВК не жалели средств, чтобы сделать бойцов своих элитных отрядов максимально живучими. Не из гуманистических соображений, разумеется. Речь шла лишь об эффективности в бою. Но мотивы создателей всех этих
— Странно думать о том, что я, возможно, сегодня погибну, сэр, — прокричал Орфен, чтобы перекрыть грохот.
Посмотрев в его глаза, я убедился, что он, похоже, последовал моему совету насчет воздержания от увеличенной дозы «Валькирии». Вряд ли в моей роте нашлось еще много таких же сознательных ребят, как он. Признаться, я и сам едва не дрогнул всего час назад.
Внешняя собранность вовсе не соответствовала моему паскудному внутреннему состоянию. Я прекрасно понимал, что я скоро погибну, а если даже и нет, то погибнет большая часть роты, за которую я ответственен. Я многое пережил. Слишком многое. Даже невероятно многое. Но чаша моей выдержки не была бездонной. И она почти переполнилась. А если так, если все катилось в пропасть — то с какой стати тогда это чертово воздержание, для кого я берегу ясность ума, для чего?!
Никакие здравые соображения уже не удерживали меня. Удержало лишь одно — воспоминание об Африке, 90-ом, об одинокой радиостанции в горах. То самое, что являлось мне во время каждого ночного кошмара перед самым пробуждением.
— Ты не можешь знать этого, рядовой, — ответил я, сохраняя самообладание. — Я много раз думал, что погибну, за эти годы. Но я все еще здесь.
— Может, вы и выживите, — усмехнулся солдат. — Я не уверен, что я такой же везучий.
— Не думай о том, на что не можешь повлиять. Делай, что должен.
— Обидно, что о нас никто не вспомнит, сэр. Если мы победим в этой битве, то в честь нее будут воздвигать памятники, о ней будут снимать фильмы, делать видеоигры. Но про нас там ничего не будет.
— Все-таки эта журналистка достала тебя, а? — усмехнулся я.
— А вас, сэр?
— Нет, только не меня, — с убежденностью покачал я головой. — Если я доживу до конца этой войны, то меньше всего на свете меня будет волновать кто что обо мне говорит и думает. Все эти чертовы медали, которые раздают миротворцам, яйца выеденного не стоят. Особенно когда их цепляют на могильные кресты. Выжить и остаться целым, насколько возможно — вот что важно.
— А что тогда, сэр? Если мы выживем и останемся целыми? Что будет дальше?
— Сейчас не время думать об этом.
— Знаете, сэр, если бы у меня был дом, куда хотелось бы вернуться, если бы там был кто-то, кто ждет меня, то я мог бы хотя бы отдаленно представить себе, как это — «вернуться». Но ведь я просто мясо. Нас ведь этому учили. Там, на Грей-Айленде.
— Из нас готовили бойцов. Намного лучших, чем миротворцы. Для того чтобы стать таким, нужно многим пожертвовать. Отречься от части себя. Каждый из нас выбрал эту судьбу, подписав контракт.
— Я знаю, сэр. Я ни в чем не сомневаюсь. Я легионер. Я никогда не позволю себе струсить или дрогнуть в бою. Если меня убьют — так и будет. Но если нет… я просто не знаю что я буду делать. Я уже забыл, как это — быть человеком.
— У тебя совсем никого нет?
Это был первый раз когда я спросил нечто подобное у своего подчиненного.
— Моя мать умерла незадолго до того, как я записался в Легион, сэр. Отца я не знал. Есть какие-то дальние родственники, школьные знакомые, если только они живы. Но они меня вряд ли даже узнают при встрече. Так что нет, сэр. Никого у меня нет. Потому я и взял себе такой позывной.
Следовало догадаться. «Орфен» означало «сирота».
— А у вас, сэр? — решился спросить рядовой.
— Моих родителей давно нет в живых. Об этом позаботились те самые ребята, что сидят там, в пещерах, и ждут нас. Или их товарищи, — произнес я. — Но есть несколько людей, которые когда-то были мне близки.
В памяти хаотично всплыли лица, каждое из которых вызывало во мне либо теплые, либо смешанные, но все же яркие и настоящие чувства, из разных времен и отрезков моей жизни. Мирослав, Клаудия, Роберт, Дженет, Рина, Джером… Маричка. Лица казались мне увиденными в каком-то фильме либо знакомыми с чужих слов, из пьяных баек сослуживцев. Неужели я действительно когда-то знал этих людей? Или я просто выдумал их, чтобы не чувствовать себя таким одиноким?
— Я не знаю, где они сейчас, живы ли, — признался я. — Постараюсь выяснить, если выживу.
Некоторое время мы молчали.
— Знаешь, если мы оба выживем, то нам стоит видеться иногда. Там, на гражданке, — произнес я вдруг. — Я думаю, каждому из нас иногда будет хотеться поговорить с кем-то, кто понимает, через что ты прошел. Я больше не буду твоим командиром. Мы сможем просто встретиться, пожать друг другу руки, может, выпить чего-нибудь…
— … вспомнить старые истории? — хмыкнул Орфен.
— Нет, только не это, — закусил губу я, глядя на ядерный гриб, вздымающийся над вершинами гор милях в двадцати от нас. — Я не хочу этого вспоминать. Никогда. Это и так всегда будет с нами. Будет в нашем молчании. Словами этого все равно не выразишь. А если бы такие чертовы слова и существовали, я бы никогда не стал их произносить.
— О чем же мы тогда будем говорить, капитан?
— У нас будут к тому времени новые истории, которыми мы сможем поделиться. О наших старых знакомых, которых нам удалось найти. И о новых, с которыми нас свела жизнь. О работе, учебе или чем мы там будем заниматься. Может быть, о девушках, с которыми мы познакомились. Или даже о женах. И, может быть, детях…
— Звучит совсем нереалистично, когда слышишь это в этом месте, сэр, — признался Орфен.
— Знаю, — не стал спорить я.
Я вообще понятия не имел ни о каких детях. Даже не мог себе представить как они выглядят. Так, может быть, мог вытянуть из памяти ничего не выражающее глупое младенческое лицо из какого-то фильма или рекламного ролика. Невозможно представить себе, что подобная смешная рожица когда-то может появиться и в моей жизни. Между детскими пеленками и Легионом пролегала пропасть шириной со Вселенную.