Новый мир. Книга 3: Пробуждение
Шрифт:
Казалось, что миг, пока она падала, длился целую вечность. И я вдруг необыкновенно ясно представил себе, что только что сделал. Я вдруг осознал, что у нее есть имя, которого я не знаю. Лет двадцать назад она была рождена на свет матерью, для которой появление здорового ребенка, возможно, было таким же счастьем, как когда-то стало для моих мамы с папой. Родители баюкали ее в колыбели, кормили из ложечки, учили первым словам. Любящими глазами смотрели, как дочь превращается из кричащего розового комочка в крохотного человечка со своими первыми собственными мыслями, привязанностями, радостями и огорчениями, как в ее раскосых глазках появляется свет осознания
Я не знаю и никогда уже не знаю, где она выросла, кто были её друзья, как она превратилась из маленькой девочки в молодую девушку, была ли она милой и весёлой, либо нервной и замкнутой, какие она видела сны, о чем она мечтала, на что надеялась. Не узнаю, что она любила есть на завтрак и какую музыку слушала, любила ли она петь, любила ли она дождь или снег. Не узнаю, когда она впервые влюбилась, успела ли познать мужчину, любила ли по-настоящему и была ли любимой. Не узнаю, какие жизненные обстоятельства забросили её в Новую Москву и заставили взять в руки винтовку, и что она чувствовала, когда другие умирали от ее руки.
Уверен, что она точно не была среди тех, кто начал эту войну. Погнали ли её сюда силой, не спрашивая, или она вызвалась быть добровольцем, одураченная пропагандой и психотропным излучением, или искренне веря, что защищает свою землю — наверное, не так уж и важно. Возможно, она была очень смелой или глупой и готова была умереть. Но в душе, я уверен, она до последнего надеялась выжить.
Я успел заметить это в тот краткий момент, когда огонёк навсегда гас в её глазах. Успел, к своему изумлению, увидеть неописуемый страх, безраздельное отчаяние, бездонную боль и запоздалую мольбу, которой девушка красноречивее миллиона слов излила просьбу дать ей ещё немного пожить.
Я мог бы утешить себя тем, что это произошло быстро. Но она все равно успела осознать весь ужас и всю необратимость произошедшего. Осмыслить конец своей Вселенной. Почувствовать, как жизнь покидает ее, как глаза навсегда застилает черная пустота, сердце перестает трепыхаться в груди и насыщать грудь кислородом, а нейроны в мозгу посылают телу последние отчаянные импульсы, мечась по нервным узлам, не желая сдаваться. Но за ними по пятам неотвратимо наползают тьма и забвение.
В какой-то момент я хотел протянуть ей руку, схватить ее, не дать ей упасть. Но было слишком поздно. Я ничего уже не мог изменить. Она уже была мертва. А мы не в силах повернуть время вспять.
— Капитан! Ну, что скажешь?! — требовательно обратился ко мне Берн, вытаскивая меня из странного водоворота переживаний, которые так не ко времени меня захватили. — Мы уже близко к станции! Твои парни там очень пригодятся!
Я посмотрел на него непонимающим взглядом. Пауза затянулась.
— Мы направляемся к своей цели, сэр! — ответил вместо меня Буллет, выступая вперед.
Я неуверенно кивнул, не слишком хорошо понимая, о чем они.
— Ну что ж, так тому и быть, — не стал спорить Берн и махнул рукой в сторону одного из узких боковых ответвлений. — Двигайте туда! Где-то там должны быть эти ваши жилые секции. Желаю вам там удачи. Вперед!
— Сэр? Что с вами? — спросил у меня кто-то из моих людей.
«Мой номер — триста двадцать четыре. Я — мясо. И я здесь, чтобы убивать».
— Сэр?
«Я— мясо. Она — мясо. Все мы — мясо. Все это — не важно. Все — тлен».
— Капитан! — Буллет раздраженно помотал ладонью у меня перед шлемом. — Его что там, контузило?! Черт возьми! Я же говорил, что они все в этой чертовой роте «Чарли» — слабаки!
— Я в порядке, — едва сумел выдавить я из себя, удивляясь, что голос дрожит. — В порядке.
«Скольких людей ты убил, Димитрис? Ты хоть когда-то считал, сколько жизней ты унёс?» — продолжал допытываться у меня странный внутренний голос, никак не желавший умолкать. — «За что ты убил их всех? Во имя чего?!»
— Мы должны идти. Давайте, вперед! — подогнал бойцов Буллет, продолжая подозрительно поглядывать на мое состояние. — Проверьте еще раз герметику, черт бы вас побрал! Мы спускаемся все ниже! Там концентрация «Зекса» совсем зашкаливает!
§ 29
В бою случается всякое. Особенно если ты не накачан под завязку «Валькирией», которая превращает тебя из человека в боевую машину. Человек от природы не создан для войны, что бы там не говорили о тысячелетиях войн в человеческой истории. Поэтому даже самого опытного ветерана может охватить в бою шок, парализующий все мысли и движения, от которого ему сложно будет оправиться. То, что произошло со мной во время последнего боя, было как раз из разряда таких событий.
Я продолжал идти вперед молча, как сомнамбула, не беря инициативу в свои руки и фактически смирившись с тем, что бразды правления плавно перенимает на себя Буллет. В здравом уме я никогда не доверил бы командование этому человеку, который, как я уже понимал, был даже более жестоким, чем Колд. Но сейчас мои мысли не в состоянии были пронестись дальше того проклятого мостика, с которого рухнуло вниз тело убитой мною девушки. Память, как назло, подбрасывала мне картинки из кошмаров, касающихся Африки марта 90-го — еще одного места, где я лишил жизни молодую девушку.
Четырнадцать легионеров, оставшихся в нашем отряде, быстрым шагом двигались вперед по узким горизонтальным штольням, по которым нас вел навигатор. Мы петляли по лабиринту ходов, тревожно прислушиваясь к эху выстрелов и взрывов, которые доносил до нас сквозняк с самых разных сторон. Но так и не встретили на пути ни одного человека. Наконец сузившаяся штольня вывела нас к лазу, ведущему, если верить карте, на улицу Хо Ши Мина. Решетка вентиляционного отверстия уже была заботливо выбита прошедшими здесь до нас. Возможно, это были люди Тауни.
— Путь открыт, — констатировал передовой легионер, заглянув туда. — До земли футов пять. Можно безопасно спрыгнуть даже без ранца.
— Тогда вперед, — не колеблясь, приказал ему Буллет. — Мы и так уже запаздываем.
Первые бойцы соскочили внутрь, держа оружие наизготовку. Стрельбы слышно не было. В обычной ситуации неожиданное затишье меня бы встревожило. Ведь ожидалось, что враг будет отчаянно цепляться за каждый дюйм подземного пространства. Но в моем тогдашнем состоянии мне было все равно. Пропустив вперед человек десять, я нехотя спрыгнул следом. Сапоги спружинили, приземляясь на добротное асфальтовое покрытие. Выпрямившись и оглядевшись, я почувствовал, как в затуманенное сознание плавно возвращается жизнь. Мои глаза невольно расширились — вначале от недоумения, затем от удивления. И, в конце концов, от ужаса.