Новый потоп
Шрифт:
Одинокие вершины оживлялись перед ним в своеобразной фантастике. Сумрачные, изрезанные вдоль и поперек, изрытые узкими проходами лавин, обуреваемые буйным ветром, — они носили на себе отпечаток неописуемого трагизма. Среди сваленных плит и неподвижных потоков камней, сброшенных в день катастрофы, они казались единственными живыми свидетелями разрушения. Дополняя друг друга, как удары одного и того же ритма, они как бы переговарились через пространство и в таинственном диалоге соединялись в лазури. Они окрашивались соответственно временам года, принимая то черные, то красноватые,
Каприз туч ежечасно менял картину. Иногда горы выходили из тумана и казались тенями с острыми контурами, неестественными, как привидения. В другой раз они грузно чернели на бледном небе и давили атмосферу надвинувшейся угрозой. Тогда Жоррис хмурился, останавливал караван и искал приюта в скалах. Но поднимался северный ветер, очищая горы своим дыханием. И снова на снегах играл блеск солнца…
Они прошли вершину Ореб и на дне долины Черной Воды увидели море. Они добрались до перевала Салентон: затопляя долину Диоза, кругом опять расстилалось море.
Море!.. Одно море!.. Теплый и как бы насыщенный водою ветер обдавал их приятными морскими запахами. Они почувствовали утомление и опустились на скалу; глаза их блуждали по зыбкому пространству.
Лаворель отчаивался. Две тысячи пятьсот метров… Это означало теперь только пятьсот! Ледники растают один за другим; снега иссякнут. Солнце станет более знойным, сожжет горчанку, прогонит серн. Весь горный массив слонялся над водой. Да… но люди будут жить! Он вскочил, встряхнулся и громко крикнул:
— Идем дальше!..
В этот день они шли с самой зари по краю Красных Игл, высокие зубцы которых закрывали весь горизонт. Они шли медленно, перевязанные веревками, с трудом поднимаясь по скалам. Ближняя вершина самой высокой иглы уже вырисовывалась черной пирамидой обезображенных скал, как вдруг дорога оборвалась. Под их ногами зияла огромная пропасть.
Склонившись над ней, Жоррис спокойно говорил:
— На двадцать пять или двадцать семь метров под нами я вижу обратный склон. Это, должно быть, проход.
— Проход! — повторил Макс, всматриваясь з далекий карниз, возвышавшийся над страшной бездной.
— Я вижу на твердой скале целый слой известняка. Это большая складка, которая, вероятно, продолжается дальше, — заявил Жоррис.
Один за другим они обвязали себя веревкой, повисли над бездной и стали спускаться к карнизу. Они шли теперь над самой пропастью по узкой тропинке, испещренной зеленым сланцем. К вершине они подошли лишь к закату солнца.
Игнац взошел первым. Невольный возглас застрял у него в горле.
Над небольшой затопленной долиной нависла чудовищная громада Монблана с его бесконечными шпилями и куполами. Горный массив подпирался гигантскими стенами с бесчисленными выступами. Вершина Монблана, увенчанная розовым сиянием, величественно царила над грудой исчезающих в сумерках
Взор следил за ними до лона вод. В этой морской могиле покоилась деревушка Шамони, ее веселые домики и виллы, целый городок отелей и пансионов и весь пояс ее лесов…
Вытянувшись на плитах, Жан Лаворель и Макс смотрели, как в глубине, под крутыми стенами, извивались склоны, образуя узкую арену, вдоль которой нагромождало свои льдины Белое Озеро. Еще ниже терялась в сумерках длинная терраса…
Вдруг из их груди вырвался крик. Не сон ли это? Не продолжали ли они галлюцинировать исчезнувшей жизнью? На террасе, возвышавшейся над мрачной водой, зажглись огни. Четыре ряда огоньков в равномерных друг от друга промежутках обрисовывали фасад невидимого дома… Четыре ряда огней, которые повелительно притягивали к себе глаза, безраздельно властвовали над всем окружающим, наполняли собой все пространство.
Путники молча взглянули друг на друга. Жоррис пришел в себя первым.
— Это можно было предвидеть! — пробормотал он.
— Отель!.. Люди!.. Неслыханное счастье найти людей!
— Спустимся вниз! Вниз! — прошептал Лаворель.
Его охватила дрожь, и подогнулись колени.
Тропинка стала непроходимой. Они должны были идти по узкому проходу лавины и цепляться за стену. Но Лаворель уже не заботился о том, чтобы удержаться, и два раза чуть не упал. Жоррис грубо его окликнул…
Уже можно было различить освещенный треугольник, выделявшийся среди ночной темноты. Вдали зажигались другие огни, рассеянные по всей равнине. Но оттуда не доносилось никакого шума. Эта странная деревушка была покинута жителями или спала…
Делая зигзаги, они спускались все ниже и ниже. Вот они уже совсем близко. Освещенный многочисленными окнами, перед ними широко раскинулся фасад отеля. Можно было подумать, что на нем сосредоточились все огни мира. Он сверкал во мраке, как ослепительный маяк. Они ощупали руками штукатурку стен, касались дверей. Жан схватился за ручку. Она не поддавалась. Он вспомнил старинные обычаи: стучать, просить разрешения войти. Над их головами пронеслись раскаты гамм. Они в недоумении переглянулись. Рояль?.. Перед этой закрытой дверью их внезапно охватил какой-то ужас. Им наглядно представился собственный их облик дикарей, в туниках из козьих шкур, с обнаженными руками и коленями, с ногами, обутыми в кожи, перевязанными ремнями, с их длинными волосами… Жоррис и Ганс сплошь обросли бородой, а волосы Игнаца курчавыми прядями спускались ему на плечи…
Жоррис постучал концом шеста.
Игра на рояле оборвалась. Послышался стук отворяемой двери, сдавленные голоса. Чьи-то тени показались у окон и исчезли.
В замке повернули ключ. Отодвинулся засов. Половинка двери приоткрылась, и надменный голос с сильным американским акцентом объявил:
— Если вы ищете здесь убежища и пищи, то мы предупреждаем, что нас полный комплект, и мы дать вам ничего не можем!
Ошеломленные, они в первый момент не могли вымолить слова. Но вот спокойный голос Эльвинбьорга произнес: