Новый путь
Шрифт:
Тот же день, позже
Ялта, Форосский парк
Сучок под ногами предательски треснул, и я застыл без движения, как в игре «Фигура, замри!»
Грузный охранник меланхолически прошлепал по тропинке мимо, наряженный в мешковатый «камок». Пахнуло дешевым табаком и одеколоном «Шипр».
«Небось, «Приму» смолит», — подумал я, отмирая.
Мои черные треники и олимпийка сливались с любой тенью, а на голову я натянул самодельную «балаклаву» — нечем в сумерках сверкать. В общем, каждую мелочь предусмотрел, даже темные нитяные перчатки, но потряхивало меня изрядно.
Санаторий «Форос»
На четвереньках залезая в можжевеловую рощу, я набрал полную грудь зыбкой свежести. Благорастворение воздухов. Морской бриз доносит запахи соли и йода, а степные ветра навевают полынную горечь.
Из глубокого сумрака за аллеей моргнул красный огонек, и я припал к корневищам, поневоле вдыхая терпкость опавшей хвои. На каменные плиты аллеи выступил детина в камуфляже и в обычных кедах.
— Первый — Седьмому, — прошипела рация. — Доложить обстановку.
— Седьмой — Первому. Происшествий нет, нарушителей режима не обнаружено, — отрапортовал детина. — Следую к главной аллее.
— Первый — Седьмому. Принято. Конец связи.
Охранник сунул увесистую рацию в чехол на поясе, и бесшумно зашагал по аллее, скрываясь из виду. А ведь я чуть было не вышел на него… И куда смотрел?
Присев за ноздреватым валуном, огляделся. Спальный корпус мирно белел за кипарисами, путавшими тени. Отдыхающие бродили по аллеям и ухоженным дорожкам, степенно беседуя или погружаясь в одинокую задумчивость. Иные вышагивали с женами, сухонькими или капитальными дамами в возрасте — мода на «папиков» еще не настала, а за «аморалку» могли и с должности снять.
Я искал Егорычева, бывшего первого секретаря Московского горкома, коммуниста умного, честного и совестливого. Пять лет тому назад Николай Григорьевич попал в опалу, и его место тут же занял пройдошливый Гришин. А Егорычева, пострадавшего за правду, отправили «в ссылку» — послом СССР в Данию. Недолюбливал Леонид Ильич нарушителей чиновничьего устоя всех времен: «Сиди и не высовывайся!»
«А нам такие люди нужны!», — рот зацепило мимолетной усмешкой.
Николай Григорьевич обычно гулял по главной аллее, под сенью громадных, оплывших ливанских кедров или высоченных гималайских елей, а после забирался на малолюдные террасы, кружа вокруг прудов…
Мои губы дернулись в подобии улыбки. Забываясь порой, я всерьез думал о «разработке» Брежнева, Суслова и прочих небожителей. А воротясь в реал, с удовольствием стегал себя ехидцей, ядом брызгался. Куснул слона комарик!
Но ведь даже мелкое, гадостно зудящее насекомое способно занести опасный вирус — и свалить серого гиганта. А я трудолюбиво разрабатывал давние, полузабытые желания кремлевских старцев, их трепетно лелеемые, никому не высказанные мечты.
Михаил Андреевич с юных лет грезил о славе отнюдь не хранителя идей Маркса и Ленина. Он метил в мозговитые продолжатели, чьи труды, как ступени лестницы, выведут бедующее человечество к Миру Справедливости. Войны, хвори, будни… Год за годом мечта откладывалась «на потом», светясь, как проблесковый маячок: «Я здесь! Ты помнишь? Ты ждешь?» Дождалась…
А Леонид Ильич еще лет десять назад совсем иным был — донжуанистым, веселым, зубастым. На скрозь простреливаемом пятачке «Малой земли» он не грелся в блиндаже, а сорок раз подряд лазал в окопы, чтобы — поближе к бойцам. На Байконуре нырял в убийственное гептиловое облако, когда ракета рванула прямо на стартовом столе, раскидав обгорелые трупы космодромной команды. Спускался
Я встрепенулся. Кажется, Егорычев! В синем спортивном костюме, смахивая издали на Тиныча, Чрезвычайный и Полномочный в королевстве датском вышагивал, рукою водя по светло-зеленым иголкам молоденьких пиний. Остановился у озерка, поглядел на закормленных красных рыбин, и подался к вычурной беседке-ротонде, цеплявшейся за край обрыва.
Я вобрал легкими густой воздух, медленно выдохнул. Мой выход.
Скрываясь за зеленым глянцем магнолий, подобрался к «объекту». Нас с ним разделяла изящная деревянная решетка, густо заплетенная виноградом. Стоило мне замереть среди крученых лоз, и я пропадал из виду. Как в детской головоломке «Найди зайчика».
В последний момент меня посетило острое желание бросить все и уйти — сомнения в пользе аппаратных игрищ переросли максимум. Выждав минутку, пока не осядет всколыхнувшаяся в душе муть, я задавил позывы слабости. «Точка — и ша!», как говорит Дюха. И тут же, не давая малодушию опамятоваться, вступил в контакт:
— Добрый вечер, Николай Григорьевич, — в моем голосе звучали деланные гнусавость и сиплость.
Егорычев обернулся с видимым неудовольствием, приглядываясь, кто это там портит ему чудный вечерок.
— Здравствуйте… э-э… молодой человек, — церемонно ответил он. — Что за маскарад, позвольте спросить?
— Не обращайте внимания. Так надо, — зажурчал я. — Я не псих и не провокатор, просто…
— Послушайте! — возвысил голос посол, выпрямляясь.
— А если я скажу, что хочу помочь вам вернуться в ЦК КПСС?
Похоже, опальный Егорычев растерялся. Облизнул пересохшие губы.
— Н-не понимаю, — пробормотал он немного нервно.
— Вы стали неугодны после той речи на пленуме, помните? — развил я наступление. — За филиппики в адрес «непотопляемого» министра обороны и прочих «стратегов». Вы тогда устроили разнос Гречко за бездарное участие в арабо-израильской войне, за дорогую и неэффективную ПВО…
— Откуда вам это известно? — резко прервал меня экс-секретарь. — Доклад шел в закрытом порядке!
— Я слишком много знаю, — мои губы скривились в усмешке. Краем глаза поймав движение на тропинке ярусом ниже, занервничал — и заторопился: — У меня для вас компрометирующие материалы и на Гречко, и на Устинова, и на Гришина. Отпуск ваш заканчивается, не так ли? Когда в Москву?
— П-послезавтра…
— Отлично! Получите, — вытащив из-за пазухи пухлый пакет, я просунул его в щель под резной решеткой. — Там отмечено, кому и что можно доверить, какую конкретно часть «черного досье». То есть, вам даже интриговать особо не придется — заинтересованные лица сами начнут аппаратные подвижки и рокировки, задействуют связи, создадут нужное для вас общественное мнение. Вам останется главное — направлять ход событий. А начать корректировку следует уже на этой неделе. Строго-обязательно съездите в пятницу в Завидово, поговорите с Брежневым после охоты. Покажете генсеку все, что я вам передал, и прямо заявите: хочу, мол, вернуться к партийной работе в ЦК! Похоже, Леонид Ильич набирает себе новую команду — и не из слабачков-подлиз, сплошь из тяжеловесов. А этот пакет, — я придал голосу значительность, — может стать для вас пропуском в Политбюро. Гарантий не дам, но, если уж подвернулся шанс, грех им не воспользоваться!