Новый скандал в Богемии
Шрифт:
– Я это знаю! Но ты никогда не станешь «миссис Такой-то», если будешь совать свой любопытный мамин носик куда не следует.
– Вот как! – обиделась она. – Неужели мой нос действительно похож на мамин?
– Да, – с удовольствием подтвердила я. – Он очень симпатичный, только слишком любопытный. И у Квентина такой же.
– Вы говорите о мистере Стенхоупе?
– Я говорю о твоем дяде Квентине, – пояснила я сурово. – Раз уж мы все здесь взрослые, и к тому же старые знакомые, то мы договорились называть друг друга по имени.
– А почему вы не сказали «был»?
– Прошу
– Я имею в виду… – Аллегра опустила свои искренние карие глаза (точь-в-точь такие же были и у другого члена семьи Стенхоупов). – Вы говорите о нем в настоящем времени. Но мой дядя, мой дорогой дядя Квентин Стенхоуп… погиб. Как бы ни было приятно говорить о нем с кем-то, кто знал его, мы не должны забывать об этом.
Я готова была задушить себя. Никто, кроме, меня, Ирен и Годфри, не знал о слабой вероятности того, что Квентин все-таки выжил, выбрался из смертельной ловушки, которую расставил для него полковник Себастьян Моран. В глубине души я тайно тешила себя мыслью об этом. Но, увидев вновь это прелестное дитя, тотчас забыла, что надежда совсем слабая и я не должна рассказывать о ней родным Квентина, пока не появятся более серьезные доказательства.
– Да, – пробормотала я сокрушенно. – Нельзя забывать, что он погиб.
Мы замолчали. Меня одолевали сомнения. Я обманываю Аллегру, хотя могла бы поделиться с ней надеждой, которую так лелеяла в своем сердце. Аллегра же молчала, потому что подозревала, что ее взрослые друзья никак не могут смириться с реальностью.
Нашу неловкую паузу прервали Ирен и Годфри. Вернувшись из мира грез на землю, они подошли к нам с бокалами шампанского в руках.
Я взглянула на бокал, который Ирен вручила Аллегре, и запротестовала:
– Мисс Тёрнпенни слишком юна. – Бывшая воспитанница все еще казалась мне ребенком.
– Тогда мисс Хаксли слишком стара? – Вопрос Ирен прозвучал так насмешливо, что я молча взяла бокал, который протянул мне Годфри.
В конце концов, мне не помешает расслабиться. Встреча с Аллегрой взволновала меня. Я оказалась между двух полюсов. С одной стороны лежала моя прошлая жизнь, в которой я была ее гувернанткой, а ее дядя почти не обращал на меня внимания. С другой стороны простиралась новая реальность, и здесь ее пропавший без вести дядя и она сама были мне друзьями. Нас разделяли годы и социальное положение, но теперь эта пропасть начала быстро сужаться. Ах, если бы я могла сказать Аллегре, что Квентин выжил!
Ирен, по обыкновению, догадалась о причине моего беспокойства. Я поймала на себе ее пристальный взгляд. Ее глаза были неестественно темного цвета: похоже, она в очередной раз использовала для маскировки препараты, расширяющие зрачки.
– Мы сегодня проделали длинный путь, – заметила Ирен. Она близоруко прищурилась и перевела взгляд на Аллегру, у которой раскраснелись от шампанского щеки. – Только один бокал, моя дорогая, и затем – спать!
– Вы тоже уходите? – спросила Аллегра. Ее вопрос был таким бесхитростным и наивным.
– Я уже ушла, – прервала неловкое молчание Ирен. – Со сцены, из оперы. Один бокал, и Годфри проводит тебя в твою комнату.
– Мистер Нортон проводит меня? – Девочка просияла и быстрыми глотками через силу допила шампанское, словно это был рыбий жир.
Глава восемнадцатая
Создание чудовища
Ирен вздохнула, расстегнула плащ и сбросила его на стул. Алмазная перевязь Тиффани полыхала на ее груди огнем.
– Ты можешь подойти и помочь мне снять эти бриллиантовые оковы, дорогая Нелл? Я весь день на ногах, и очень устала.
Я быстро встала, чтобы пойти вместе с ней в спальню. Мне хватило ума понять, что за этой просьбой кроется нечто большее.
Как только мы оказались наедине, моя подруга закрыла за нами дверь и криво улыбнулась:
– Вот уже пять дней и ночей кряду я слушаю щебетание Аллегры. И хоть она очаровательная девушка, нервы мои на пределе. Молю Бога, что, когда Годфри проводит ее до комнаты, она погрузится в блаженный, спокойный и долгий сон. А мы с ним останемся в спальне вдвоем.
– Девочка увлеклась им, – заметила я осторожно.
– Она без ума от него! Но разве она виновата? Девушки в столь чувствительном возрасте часто влюбляются в мужчин постарше, они могут плениться даже двоюродным братом или дядей. – Подруга вопросительно посмотрела на меня.
– К счастью, я уже немолода и не склонна к неподобающим увлечениям, – сухо произнесла я.
Ирен улыбнулась и сменила тему:
– Ты видела короля? Что ты о нем думаешь?
– Видела. Он выглядел… превосходно.
– Да неужели! Столько чопорности и помпезности! Как же я могла… ах, не важно. Клотильда, кажется, еще больше растеряна, чем тогда в Париже. Я должна назначить ей рандеву.
– Ты здесь по делам Ротшильда! – напомнила я серьезно, расстегнув наконец украшение. Несмотря на кажущуюся хрупкость, оно было очень тяжелым.
– Если я подберусь поближе к трону, дела барона только выиграют. Ты бы предпочла, чтобы я тайком встретилась с Вилли?
– Нет!
– Значит, я встречусь с Клотильдой. Вам с Годфри удалось узнать что-нибудь интересное?
У меня на коленях, словно яркая змейка, лежали бриллианты Тиффани. Я сидела и смотрела на Ирен. Она обмахивалась веером, и ее черные кудри развевались в стороны. Бездействие для нее было подобно смерти. И если она так беспокойно двигается, значит, ее ум занят напряженной работой.
– Мы познакомились с двумя агентами Ротшильда, – наконец сказала я.
– Вы провели в Праге целых два дня, и это все, что вам удалось сделать? – Вопрос моей подруги прозвучал насмешливо.
– И… – запнулась я, – мы посетили один пивной погреб.
– Ну надо же! Какой смелый поступок! – Ирен забрала у меня украшение и спрятала его на место в крышку несессера. – Я под впечатлением. И с какой же целью?
Она подняла меня со стула и повела за собой обратно в гостиную, где ждали Аллегра и Годфри. Я сразу же заметила, что бокал Аллегры снова наполнен до краев. Даже самые лучшие мужчины не могут устоять перед капризами молоденьких красоток. А наша юная кокетка явно была очень довольна, что герой ее сердца оказывает ей внимание. Увидев нас, она притихла как мышка, стараясь, чтобы Ирен не заметила, что она пьет уже второй бокал.