Новый сладостный стиль

Аксенов Василий Павлович

А вот если вы выказываете вашим персонажам полное уважение и внимание к их выношенным в кладовках идеям ограниченной автономии, вы можете в конечном счете превратить свою авторскую муку в славный карнавал, где персонажи будут вести себя в соответствии с запросами книги, вовремя входить и выходить, а когда нужно, танцевать вокруг наших с вами словесных фонтанов, дорогой творческий читатель. Я не оговорился и не заискиваю из лести, я действительно делю читателей на творческих и «других», всяких там Скамейкиных, и этого творческого читателя, а не Скамейкина считаю истинным соавтором книги. Серьезно говоря, каждый акт чтения творит новую версию книги; это как в джазе. И Боже нас упаси от машинного «скамейкинского»

чтения, что перемелет и филе-миньоны в шведские биточки, но это уже из другой оперы, милостивые государыни!

Теперь позвольте мне немного приподнять занавес, чтобы обнажить кое-какие беллетристические ухищрения и суету за кулисами. Впрочем, вы и без этого, очевидно, уже догадываетесь, что мы превращаем очередь визитеров к Стенли Корбаху в своего рода парад персонажей, что призван напомнить читателям основные лица этой истории.

Даппертаты входят. Тридцатидвухлетний глава семьи. Все та же упругая походка. Та же дружелюбная внешность. Полная готовность подхватить любую шутку, долю секунды поработать над ней при помощи всех чипсов головного мозга и немедленно вернуть хорошо обогащенной.

– Хей, Стенли, да ты выглядишь, как самый здоровый тесть в мире!

Он еще не знает, что следующая большая удача ждет его за углом, но в общем-то готов принять любую удачу в любое время. Ну что еще нового? Правильно, дорогой читатель, – усы! Замечательное а-ля генерал Китченер приобретение с двумя слегка подкрученными крыльями, всякий раз показывающими противоположные стороны света. Эти две чувствительные антенны уже не напомнят нам прежнего Пульчинеллу, но зато вызовут в памяти Базилио, мастера любовного напитка. Ну что еще в масштабах здравого смысла, джентльмены? Чтобы не выглядеть слишком самоуверенным, не могу не упомянуть выдающийся коммерческий успех Арта. Сильно утвердившись со своими неизвестно почему такими дьявольски желанными «игрушками для стареющих деток», он стал очень солидным акционером «АК энд ББ корпорейшн», да и его собственная фирма разрасталась из года в год.

Теперь, чтобы в соответствии с нашими правилами не играть с читателем в кошки-мышки, откроем один уже готовый к открытию секрет. Готовясь к своему «Четвертому Исчезновению», Стенли Корбах пришел к решению сделать своего зятя одним из самых влиятельных вице своей АКББ с годовым заработком… оу, довольно, не надо сыпать соль на столько ран… ну и, разумеется, с определенным процентом от «брутто профит». Так уж наша Америка относится к своим любимчикам: если решила она сделать кого-нибудь богатым, тут никаких пределов для нее не существует.

Учитывая все эти обстоятельства, мы вроде бы не должны волноваться об Арте, но мы между тем все-таки волнуемся. Иной раз мы находим его в состоянии какой-то странной растерянности. Ему кажется, что он год за годом все больше теряет нечто более важное, чем накопление добра, некую альтернативу, тот манящий хаос жизни, с которым однажды он повстречался в лице пьяного русского мудилы, ко времени написания этой фразы едва не ставшего его родственником. Эти наши волнения, похоже, разделяет милая жена Арта, его «сладкое-сердечко» [152] Сильви, которая и сама себе не признается, что у нее есть некоторые сомнения по поводу «стабильности» Артура.

152

…сладкое-сердечко (от англ. sweetheart; sweet – сладкий, heart – сердце) – любимый.

Мы бы сказали: «Беспочвенные сомнения, Сильви», если бы не знали, что у ее мужа появилась склонность к некоторым новым почвам, а именно к русской

земле, еще точнее, к Москве, куда он ездил уже дважды под видом «бизнес рисёрч» [153] и откуда возвращался в весьма потасканном состоянии, словно кот после сезона крышных баталий. Со слов некоторых участников группы «Шуты» (с ними нам еще придется познакомиться в ходе романных перипетий) мы знаем, что в столице мира социализма Арт не раз ошарашивал девушек странным заявлением: «Россия у меня в сердце, она мне нужна как раскаяние».

153

…бизнес рисёрч… (от англ. business research) – изучение деловых возможностей.

Что касается нашей юной красавицы, я должен сам покаяться перед снисходительным, я надеюсь, читателем. Встретив ее в третьей главе, мы все – не правда ли, сударь? – были готовы влюбиться в этот дивный плод корбаховского древа, однако потом под влиянием каких-то смутных воспоминаний предпочли более зрелых женщин. Теперь мы видим, что Сильви стала просто неотразима в смысле нежных, беатричевских чувств. Кое-что мы все-таки должны добавить к этому заявлению. Иной раз какое-то новое выражение посещало ее прежде столь невозмутимо прекрасное лицо. Это выражение могло вас увести с вашим восхищением далеко за рамки платонизма. С этим выражением, а также с бэби Гаролдом на коленях она выглядела не просто красавицей, но слегка обиженной красавицей, что кружило головы джентльменам на острове Гваделупа, где она часто воспитывала ребенка.

В такие моменты читатель со склонностью к более глубокому проникновению в мир персонажа мог бы прочесть на лице Сильви следующее: да, вы хорошо заботитесь обо мне, спасибо, вы извлекли меня из похотливой толпы студентов «Колумбии», вы лишили меня некоторых гадких привычек, я это очень ценю, вы дали мне счастье в лице бэби Гаролда, вы дали мне вашу любовь и протекцию в виде ваших рук и слегка слишком заросшей груди, но почему, милостивый государь, вы не видите во мне личности? Ну, в общем, как всегда это бывает со всем этим ненасытным бабьем.

Теперь пора обратить наше внимание на бэби Гаролда, который уже давно сидит на правом плече своего деда. Вдвоем эта пара представляет поистине мифологическую сцену: стареющий гигант с херувимом на правом плече. «Вот настоящий еврейский мальчишка!» – восхищается дед.

– Прошу прощения, мой дорогой патриарх, – заметил Арт, – но у Гаролда пятьдесят процентов итальянской крови, не говоря уже о других ингредиентах. Это что-нибудь вам говорит?

– Ровным счетом ничего. – Гигант таял под маленькими ягодичками, а его шевелюра блаженно дыбилась, будучи схвачена командой крошечных пальцев. – Гаролд еврей, потому что его мама еврейка, а Сильви еврейка не потому, что ее папа по большей части еврей, а потому, что ее мама на одну четверть еврейка с материнской стороны, а вот маминой мамы мама была уже целиком. Разумеется, никакой случай супружеской неверности со стороны этой цепи женщин не будет принят во внимание по нашему определению еврейскости. Правильно, Гаролд?

– Mais oui, – ответил карапуз, который только что вернулся с Гваделупы от нянюшки-креолки.

– Ну, это уж слишком для двухлетнего крошки! – прогудел восхищенный дед.

– Voilа, – скромно поклонился отец.

Мать ничего не сказала и сняла малыша с башни. Она чуть не плакала.

Когда они уже уходили, Стенли попросил Арта задержаться на пару минут:

– Слушай, Арти, я, очевидно, вскорости исчезну.

С удивлением он заметил, что зять смотрит на него исподлобья с любовью и тревогой.