Новый Вавилон
Шрифт:
— Чего ждем? — вслед за Носера почти выкрикнул Паранти, известный своей горячностью.
Артем решил, что пора выдать людям хотя бы часть правды.
— Строго секретно, ребята! Ублюдки из Всемирной военной организации держат на этой территории условно освобожденных заключенных. Они сообщили нам это только сейчас, когда не осталось выбора. Журналист должен встретиться с этими изгоями, поэтому мы ждем, как на старом добром сафари, когда газели явятся на водопой.
Агенты поняли. Майор желает выстрелить дуплетом. И беглецов взять, и диссидентов, но территория огромная, и никто не гарантирует, что изгои, особенно если они передвигаются пешком, тоже обнаружили журналиста и его женщину.
— Ждем рассвета, — повторил Артем. — Ночь проведем здесь, в укрытии. Наблюдаем. Если до утра ничего не произойдет,
Агенты начали неохотно ставить палатки, которыми терпеть не могли пользоваться, но дождь не оставлял выбора. Через час и шесть минут он прекратится и можно будет подсушиться.
— Каждый, кто хочет, может отскочить домой и пообщаться с близкими, я не возражаю, — сказал Артем. — Но не более пяти минут. Постоянно на месте должны находиться пятнадцать человек. Договаривайтесь между собой насчет очередности.
Жест майора оценили по достоинству: нет ничего глупее сидения в засаде, если можно поцеловать на ночь жену и детей. Они заспорили, кто-то предложил бросить жребий, а Артем вернулся к наблюдению.
Журналист расстелил на песке подстилку, и теперь они с Клео сидели — нагие, свободные, влюбленные, радостные — и подставляли сложенные ладони под струи дождя.
Так они и проведут всю ночь.
У Артема снова появилось странное чувство. Этой женщине, обычной учительнице, нечего делать в истории, затрагивающей самые страшные секреты человечества. Она слишком молодая, слишком невинная и слишком хрупкая. А журналист — мерзавец, втянувший ее в безумную авантюру. Майор понимал, почему де Кастро так поступил, и теперь яснее осознавал природу своей тревоги.
Он в последний раз посмотрел на хохочущую Клеофею. Она поцеловала журналиста, положила голову ему на плечо, закрыла глаза.
Артем ревновал…
37
Вуду-рынок Акодессева, Ломе, Того
Лейтенант Бабу Диоп много лет не бывал в Акодессеве. Он телепортировался в центр Ломе и прошел по пляжу до вуду-рынка. Торгуют здесь ведьмы и колдуны, а их товар, как верят местные жители, помогает установить связь с потусторонним миром, задобрить или побороть злых духов. С началом эры телепортации этот квартал год от года становился все популярнее, и теперь здесь можно встретить людей со всего света.
Ярмарка была в самом разгаре. Бабу смотрел — и ничего не узнавал. Бывший африканский вуду-рынок, куда в последнем тысячелетии все приходили за странными ингредиентами, рекомендованными колдунами, уступил место толкучке, где шумела разношерстная толпа. Исчезновение основных религий привело к усилению суеверий, и предметы, которые считались магическими, — гри-гри, настойки, чучела животных, амулеты, кости и черепа — соседствовали с тем, что осталось от религиозных ритуалов, истинное назначение которых большинство землян давно забыло. Флаконы со святой водой стояли рядом с бутылочками жабьей крови. Кресты, Будды, ладони Фатьмы, меноры мирно уживались с имитациями лазерных мечей, волшебными палочками и рогами единорога. Покупатели торговались, спорили, изумлялись.
Говорили, что именно в бывшем Того жил в изгнании после скандальной отставки из Всемирного конгресса Оссиан, здесь же он написал свой знаменитый труд «Право крови».
Бабу сел за столик на террасе маленького пляжного бара «Мандинго» и заказал два бокала содаби, местного пальмового вина. В тот момент, когда появился удивленный официант — клиент сидел один, — пришел Шериф аль-Джабр. Он схватил бокал прямо с подноса и чокнулся с Диопом:
— Бабу, старший брат, как давно мы не виделись!
— Вот дождусь отставки, дряхлая ты жаба, перестану совершать квантовые скачки по планете, буду сидеть дома и звать в гости любимых друзей.
— Ты всегда был самым мудрым из нас, дружище. Давай рассказывай, почему вдруг вспомнил о своем товарище?
Для начала Бабу поинтересовался новостями Шерифа, а уж потом поведал о последних событиях, расследовании, допросах, Хане, загадочном «питчипое» и экземплярах «Права крови», найденных на местах преступлений. Познакомились эти мужчины в Международной школе управления больше тридцати лет назад. Шериф выбрал научную стезю и стал одним из элитных инженеров, работавших
— Понимаешь, дружище, — сказал Шериф, — я всю жизнь работал с компьютерами, причем на одну и ту же компанию, а теперь отошел от дел, потому что больше не хочу иметь ничего общего с неблагодарными детишками. Ты все им отдаешь, учишь, передаешь знания, а они в конце концов неизбежно тебя превосходят. И даже вытесняют. На старте «Пангайи» около сотни инженеров день и ночь писали строки кода, а как только алгоритмы были готовы, искусственный интеллект повел себя как взрослый. Долой нянек и кормилиц! Не уверен, что с ним сейчас работает хотя бы десяток инженеров.
«Один, — подумал Бабу, — вернее, одна…» Он ничего не сказал и сделал глоток содаби.
— Я отступил, — продолжил Шериф. — Покончил с цифрами. Занимаюсь историей, философией, искусством. Держусь на расстоянии от созданного нами монстра, без которого сегодня никто не может обойтись. Даже твой покорный слуга. Сам понимаешь, если интересуешься искусством и историей, невозможно не путешествовать.
Они провели еще какое-то время за вином и разговорами, потом Бабу перешел к делу:
— Скажи, ты знал Оссиана, когда работал с «Пангайей»?
Шериф улыбнулся.
— Конечно, знал, хотя… никогда не делил с ним вино. Его избрали в Конгресс, когда главным человеком там был Галилео Немрод. Он и Оссиан считались самыми многообещающими фигурами на шахматной доске мировой политики. Два приближенных советника президента Хуана Роя. Каждый из них отстаивал свою линию. У Немрода была «Всеобщая Утопия», ее кульминацией станет Конституция 2058 года: «Одна Земля, один народ, один язык…» Не стану перечислять все статьи, ты знаешь припев. А Оссиан делал ставку на уважение каждого народа, каждого языка, каждой религии, на разнообразие в единстве, диалог, систематическое сближение, на целое, которое больше суммы частей. Он считал, что каждый народ должен сохранить свою автономию и… Да что я объясняю, ты в курсе, как и я. Все думали, что между двумя молодыми политиками развернется соперничество, даже противостояние двух крупных философских течений, правых и левых. Это должно было случиться в конце последнего тысячелетия. Но к «Утопии» Галилео Немрода примкнуло абсолютное большинство землян. Первые опросы на Экклесии дали ему значительное преимущество, люди пребывали в эйфории от телепортации и хотели верить в будущее. Никто не замечал опасностей, а Оссиана считали мракобесом, мешающим прогрессу и свободе передвижения. Чтобы не исчезнуть с политической арены, ему пришлось объединиться с экстремистами, с крошечными группками землян, стремившимися защитить свои вековые традиции, с религиозными фундаменталистами, расистскими сектами, националистически настроенными террористами — короче, с разнообразным пестрым сбродом, и в этом сборище все ненавидели всех. Президент Хуан Рой не колеблясь взял под крыло Немрода, и первые выборы стали триумфом Галилео. Ну а потом… Потом настало время «Пангайи», Конституции 2058 года и распространения прямой демократии через Экклесию. Революция свершилась и принесла мир, какого никогда не знала планета. Оссиан остался единственным оппонентом Немрода, но получил всего пять процентов голосов. Довольно скоро он ужесточил риторику, нападки на идеи Немрода стали злее, он превратился в этакого правдолюбца, смеющего противостоять популярному оппоненту. Но у него не было — почти не было — союзников. Последние оставили его, когда он вслух заговорил о вкладе великих войн в историю человечества, о территориальных завоеваниях как о двигателе прогресса и о высших расах, подчиняющих себе низшие, что является движущей силой развития человеческого вида. Оссиан слетел с катушек, и его исключили — да что там, вышвырнули — из Всемирного конгресса. После чего он исчез. По непроверенным слухам, укрылся где-то здесь, среди последних епископов, аятолл и глав кланов, все еще пытавшихся охмурить людей болтовней. Именно тут он и написал знаменитое «Право крови», немедленно объявленное опасным и запрещенное. Оссиан навсегда попал в лагерь людей вне закона, а его идеи — в смягченной версии — стали использовать либерстадос. Они не упустили возможности сыграть на первых разочарованиях от Конституции 2058-го.