Новый век начался с понедельника

Омельянюк Александр Сергеевич

Платон был неплохим физиономистом, мог многое рассказать о человеке по его поведению, движениям, жестам, речи, умению держать себя, даже по его глазам, хотя таким навыкам нигде не обучался. Плюс к этому ещё и интуиция.

С окружавшими его сотрудниками по работе Платон уже полностью разобрался. Они были теперь ему не так интересны, как ранее. Своих ближайших родственников, тем более домочадцев, он знал, как облупленных.

Его интересы в этой области теперь простирались к людям мало знакомым, или ещё пока незнакомым.

В оттачивании своего мастерства

«инженера человеческой души» Платон часто знакомился с новыми людьми, или, хотя бы, не мешал тем знакомиться с собой. Хотя, по-правде говоря, Платон был далеко не любителем ненужных и случайных знакомств. Ранее он чаще всего, по большому счёту, обходил их стороной.

Но теперь ему, как автору прозы, стало интересно это занятие, позволяющее легко получать новую, часто интересную, во всяком случае, уникальную для него информацию.

Но и постоянное общение с давними знакомыми, практически полностью им изученными людьми, давало Платону простое множество уже чистой информации. Ибо он почти досконально знал этих людей, ему не надо было ломать голову в анализе их слов и действий, он понимал их уже с полуслова.

Иннокентий, как самый молодой из московских Кочетов, максимально унаследовал от своего отца, деда, прадеда и других предков не только высокий интеллект, богатое художественное воображение, адекватное отношение к окружающей действительности, сопричастность к чужим чувствам и эмоциям, бедам и переживаниям, влюбчивость и любвеобильность, но также широту, щедрость и глубину этих чувств.

Он пребывал пока в возрасте юниора. Главной особенностью которого, после завершения полового созревания, являлось преклонение перед своим, полностью поглощающем всё внимание, и постоянно отвлекающем от учёбы и других дел, ищущего постоянного сексуального удовлетворения – половым членом. Он стал новым «боевым штыком» в активной мужской когорте.

Но пребывал он и в том опасном возрасте, когда отсутствие интеллекта отлично заменяют накаченные мышцы…, или торчащий пенис.

Рассуждая о своём новом возрастном качестве, Иннокентий мудро заметил:

– «Подросток – это ещё не взрослый, но уже и не ребёнок. Если он пытается вернуться в детство, то его туда не пускают собственные взрослые проблемы. А когда он хочет казаться взрослым, то у него это плохо получается, потому, что он ещё недавно был ребёнком!».

– «Да ты у меня прям философ!» – обрадовался отец.

– «Ну, а что ты скажешь, например, о… религии?» – поинтересовался он, пытаясь вызвать у сына затруднения этой сложной темой.

Иннокентий глубоко задумался, а затем не спеша начал:

– «Религия, в частности христианская, была, всё-таки, создана человеком. Причём человеком умным, знающим, честным, добрым и искренним, с богатым воображением.

Это был своеобразный хитроумный, мудрый ход, заставить всех людей жить правильно, в гармонии с внешним миром и себе подобными.

Для

этого этот человек или группа людей и придумали десять заповедей, соблюдение которых и позволяет достичь этой гармонии. А стимулом для соблюдения этих правил является миф рая и ада. Необразованная, тёмная масса людей верила в существование рая и ада, боясь жить, нарушая заповеди, веря в то, что они попадут в совершенный мир – рай.

Но со временем исток этой религии затерялся, и начались трения в противоречиях. В связи с этим христианская религия разделилась на ветви.

Вера передавалась из поколения в поколения, без права её ревизии, как истинна в последней инстанции, сохранив все противоречия до наших дней.

Для подкрепления своих доводов основателями религии были придуманы специальные персонажи: различные ангелы и архангелы.

Исторические события, связанные с их именами впоследствии расходились, что и дало мне повод задуматься над истоками религии.

При этом я отдаю себе отчёт, что истинное заблуждение не есть грех!».

– Ну, ты, сын, даёшь!» – ещё больше обрадовался отец.

– «Ты точно у меня философ! Молодец! Я рад! Очень рад! Ты просто умница! Уважаю тебя, уже как почти взрослого человека!» – не утихал Платон от неожиданного откровения Кеши, от радости за него, от мудрых слов самого младшего сына.

Вот тебе и габитус, вот тебе и харизма! – восхищался он про себя.

Войдя на кухню, где хлопотала Ксения, Платон увидел на диване, лежащую на спине с раскинутыми, слегка поджатыми, лапками, напряжённую во взгляде, младшую кошку Соньку.

– «К экзекуции приготовилась?!» – без задней мысли не то спросил, не то констатировал он.

На эти слова мужа Ксения неожиданно сильно возмутилась:

– «Ты что, считаешь, что я только мучить способна? Вы с Кешкой в сговоре против меня! Хотите выжить меня!».

– «Ну, ты, как сумасшедшая! Ты, когда говоришь фразы, лучше смотри на себя в зеркало!».

– «Это ты смотри, когда говоришь!».

– «А я фразы не говорю! Я их записываю!».

– «Бумагомаратель!».

– «Так бумага для того и предназначена, чтобы её марать! И лучше пером, нежели говном!».

Вошедший на кухню Кеша сразу разрядил обстановку, подойдя к коту Тихону и беря его на руки:

– «Не бойся! Папа просто так не бьёт,… а только с оттягом!».

Супруги засмеялись. Платон на то, что Ксения остыла, а она на то, что досталось и мужу.