Новый век начался с понедельника
Шрифт:
– «Платон! Ну, ты и хитрый!» – непонятно на что намекнул Гудин.
– «Так если ты раскрыл чью-то хитрость, так значит ты хитрожопей его!» – объяснил Платон очевидное и вероятное.
Такая оценка льстила шильнику, и от удовлетворения он заёрзал на месте.
– «Ваньк! Ты весь извертелся! Ну, прям, как эволюта с эвольвентой!».
– «Ну, что такое инвалюта, это всем ясно! А причём здесь её лента?» – выдал вдруг гуманитарий.
Под впечатлением им сказанного, Платон вскоре сочинил стихотворение про Гудина:
«Змей – Гаврилыч»
А иногда Платон забрасывал камешки в огород Гудина и без его участия, и без его ведома. Как-то одна посетительница посетовала:
– «У Вас в кабинете три компьютера! А почему же кактусов нет?».
– «А у нас роль кактуса выполняет Иван Гаврилович!» – объяснил ей Платон.
Другой раз в разговоре коллег, обсуждающих очередную глупость доцента, возмутившийся очередной его выходке Платон, вполне искренне
– «А его хоть проинформировали, что он дурак?!».
А Иван Гаврилович, по большому счёту, был им в действительности, к тому же ещё и с самомнением.
Многие люди других называют шелупенью, не понимая, что сами таковыми и являются.
Ох, и насмотрелся Платон на людей! Сколь же в некоторых из них гонора и необоснованного самомнения, которые идут скорее от собственного незнания, неумения и презрения к окружающим!
Хотя на первый взгляд у таких людей вроде бы и габитус приличный, да и харизма вроде тоже есть, хотя конечно по делу её как раз и быть-то не может.
И Платон горестно вслух заметил:
– «К сожалению, культурных людей меньше, чем образованных!».
По этому поводу он уже сокрушался про себя:
Ведь живём только один раз! Почему же всё это надо терпеть? Улыбаться в глаза хаму, как будто бы ничего и не произошло, тем самым потворствуя ему?!
Вот и Иван Гаврилович относился к той категории людей, которые, если сами обосрутся, то тут же, чтобы на них не подумали, мажут своим говном других!
Постоянные попытки Гудина всегда и везде из всего извлекать выгоду для себя, как-то вынудили философа высказаться по этому поводу, уже ссылаясь даже на Конфуция:
Благородный человек – знает только долг, а низкий человек – только выгоду!
И Платон убедился, что у Гудина не только хилый габитус, но и по большому счёту, полностью отсутствует харизма. Лишь в первые минуты знакомств с ним, можно было подумать, что перед Вами интеллигентный человек. Но по мере общения с ним, с каждой минутой это впечатление довольно быстро и неотвратимо улетучивалось, как дым, освобождая место неприязни, презрению, а то и омерзению.
Аналогичные чувства возникали и у других сотрудников, работавших с Гудиным, и они вовсе не скрывали этого, часто тоже грубо отбиваясь от хама, да и просто подлеца.
Уборщица Нина Михайловна вошла в кабинет и весело поздоровалась с Платоном и Гудиным:
– «Привет рабочему классу!».
– «Привет!» – ответил только Платон, которого никогда не коробила близость или даже принадлежность к гегемону.
А вот Иван Гаврилович промолчал.
– «А Вы чего не отвечаете?!» – по простоте душевной спросила уборщица.
– «А я не рабочий!» – гордо и с пренебрежением сухо ответил Гудин.
– «Да кто тебя возьмёт в рабочие-то, бездельника такого?!» – искренне возмутился тогда Платон, бывший до этого с Иваном в контрах.
В другой раз Гудина отшила уже она сама.
Гудин как-то придрался к обедавшей Нине Михайловне:
– «А зачем Вы взяли этот нож? Мы им продукты режем!».
– «Так и я им не в жопу лажу!».
А въедливой Нине Михайловне палец в рот лучше было бы и не класть. Это была уже не тихая и щепетильная Марфа Ивановна Мышкина. Здесь можно было и получить буквально, нарваться на достойный ответ.
Но из-за своей излишней шустрости она часто влезала не в свои дела, и получала за это, в том числе и от Алексея, и совсем редко от Платона.
Вскоре Алексей даже стал тыкать Нине Михайловне.
С Платом же у них произошло другое.
– «А чего Вы всё время дверь закрываете?» – поинтересовалась однажды она у того.
– «А мне в ухо дует!».
– «О-о-о! В ухо? Скажете, тоже!».
– «Так кому в ухо, а кому в анус, вагину, или в мозги! У каждого свои проблемы!» – слегка раздражённо ответил Платон.
Уборщица была ровесницей Гудина, хотя он её и называл бабкой, априорно, даже классово ненавидя.
Несмотря на свои годы, Нина Михайловна была очень работоспособной, но своенравной. Это проявлялось в постоянном изменении дислокации многих вещей и предметов, коих при уборке в офисе касалась её ловкая и дотошная тряпка, что раздражало в первую очередь капризного Алексея.
Приехавшая из Ташкента со всей своей семьёй, землячка Гудина тоже быстро разобралась в нём и ответила взаимной неприязнью.