Новый выбор оружия
Шрифт:
Не знаю, почему вся дрянь, существующая в Зоне, тянется к развалинам и остаткам цивилизации, при этом избегая обжитых мест. Наверное, дело в толком неизученной природе аномального излучения, а может и в чем другом, теорий на этот счет – немерено, а доказанных нет.
– Стойте! – крикнула Энджи. – Привал!
Я обернулся в некоторой растерянности. Не первый час идем, девушка, вроде, все осознала и субординацию не нарушает, с чего вдруг? Она смотрела на карту, подняла на меня взгляд:
– Надо вторую половинку доставать. А она у меня спрятана.
– Неподходящее место
Это точно!
Мы как раз вышли под остатки ЛЭП – огромные башни покосились, остатки проводов свисали до земли. Они поросли рыжим мочалом, не опасным, просто вонючим и липким, но означающим: рядом есть аномалии. В нормальном месте под ЛЭП за прошедшие годы вырос бы лесок – невысокий, но густой… Но только не в Зоне.
Свинцовое, предвещающее скорый дождь, в разводах темных туч небо, висело низко. По обеим сторонам от вырубки тянулся ельник, черный и неприветливый. Под разлапистыми деревьями даже трава не росла. Метрах в пятистах впереди начинался пустырь, за ним высился холм с плоской вершиной – бывшая свалка. Останавливаться и смотреть на карту в таком месте не хотелось.
– Но мы не знаем, куда теперь!
По логике вещей, путь один – прямо, прямо, прямо. Но все-таки Энджи права. А может, она просто устала, не могла идти дальше, но гордость не позволяла признаваться, и пришлось искать благовидный предлог для остановки.
– Привал, – объявил я. – По сторонам смотреть не забываем.
Патриот что-то неразборчиво пробурчал. Энджи опустилась на траву, отряд занял круговую оборону, а я опустился рядом с девушкой. Она покопалась в рюкзаке и достала куртку, в которой спала, вынула из-под подкладки вторую половину карты, завернутую в полиэтиленовый «файлик».
– Мы – здесь.
Я залюбовался творением Картографа, прикоснулся к бархатистой пожелтевшей бумаге. Если верить карте, идти нам предстояло еще порядочно, и через самые неприятные места: поселок Желдаки, военную базу, лес. О многих я слышал, кое-где даже бывал, но после Изменения они выглядели по-другому, незнакомо. И россыпи точек, отмечающие скопление мутантов и аномалий, не радовали. Уже не скрываясь, я открыл карту на ПДА, прочертил маршрут, опасные места пометил красными точками.
Итак, первая неприятная новость – нам нужно именно на холм, свалку, а не в обход. В обход было бы логичнее, но там отмечено такое количество всякой пакости, что лучше уж напрямик. Часть холма была заштрихована серым – видимо, даже Картограф не знал, что там. Однако пунктир дороги пролегал через эти области.
– А никто не обещал, что будет легко, – пробормотал я.
Энджи кивнула.
– Может, обойдем?
– Я бы доверился Картографу. Если он считает, что нужно прямо, значит, нужно прямо. Даже если этот путь опаснее, он – единственно верный. Понимаешь, в Зоне нельзя ступить на одну и ту же дорогу два раза, Зона постоянно меняется. И уж точно нельзя быть уверенным в том, куда выведет тропа. Показания компасов, рассказы бывалых – ерунда.
– Понимаю, – тихо и грустно проронила она. – Химик, но там ведь опасно?
– Опасно. И на Перевалочной было опасно, а ведь выбрались. А дальше будет еще
– Это – Зона! – вставил Никита, и мне осталось только согласиться.
Это – Зона. Место, где физические законы подчас ничего не значат, где сила и ловкость, умения и ум не всегда решают, кто победит. Где важны интуиция и удача. И, как ни странно это звучит, благосклонность живого места, которое мы называем Зоной, которому молимся, которое проклинаем.
– Идем вперед, – сообщил я команде, – поднимаемся на бывшую свалку.
Шнобель тихо застонал. Патриот поморщился. Вик ничего не понял, ему хоть на холм, хоть под землю – зелен еще, не знает, где опасность чаще всего прячется.
А меня, например, по доброй воле на холм из строительных отбросов не загонишь. Это же представить страшно, что там могло ходы прорыть, что прячется, как фонит… Не говоря уже об аномалиях. «Топку» удобно по траве определять, гравитационные тоже, а на свалке?.. Но я сам же сказал Энджи: Картографу стоит доверять. Он еще ни разу не отправил доверившихся на верную смерть. Иначе бы за его картами так не гонялись.
Что самое интересное, на самой вырубке было тихо. Осторожно, стараясь не проходить между башнями ЛЭП и не задевать висящие провода, мы двигались вперед. Ветер шевелил оранжевое мочало, и казалось, что кто-то перешептывается, отговаривает: не нужно тебе туда, не суйся!
Небольшой пустырь перед свалкой тоже прошли спокойно, и я убедился в мысли: не к добру.
Холм был высок. Когда-то сюда свозили технические и строительные отходы: пеноблоки, битый кирпич, мотки проволоки, катушки из-под кабеля, непонятные железки… Потом свалку забросили, склоны ее поросли травой и невысокими кустами, а на подступах разрослись плодовые деревья. Наверное, это был район «самозахватов» – участков, которые местные в смутные времена приспособили под дачи. До сих пор местами виднелись полуразвалившиеся лачуги, собранные из листов фанеры…
Запруженный ручей разливался озером – неглубоким, замусоренным и дурнопахнущим. В воде у самого берега валялся грязный куб пенопласта, с виду неподъемный, а на деле легкий.
Над свалкой вились мелкие чайки из тех, что кормятся на прудах. Кричали, кем-то переполошенные.
На берегу озерца я остановился. Отсюда к склону холма вела прямая утоптанная тропка – видно, что по ней давно не ходили, но некогда пользовались так активно, что трава до сих пор не росла. Если верить Картографу, именно по ней нам и предстояло идти.
Меня нагнал Патриот, тронул за рукав, глазами показал – отойдем. Неохотно я сделал несколько шагов в сторону. Здесь плотной стеной поднимался камыш, шелестел, заглушая посторонние звуки.
– Не надо бы нам туда, – озвучил мои интуитивные сомнения Патриот.
Прям не спутник, а голос совести! Ведет себя, как пес, которого поймали на месте преступления. Но не факт, что крыса – он. Возможно, Патриот тоже чувствует фальшь и всех, кроме меня, подозревает. В то, что он дурачок, повернутый на ариях, уже не верилось. Свои интересы преследует, как и все здесь. Больше чем уверен, что и авторитетному сидельцу Вику плевать на племянницу, он просто примазался.