Новый взгляд на историю Русского государства
Шрифт:
Если бы эти занятия свелись только к самообразованию, если бы Морозов, неожиданно для себя выпущенный на волю, оказался бы человеком с высшим естественнонаучным образованием, приобретенным без руководителей в таких исключительных условиях, то мы бы просто считали его талантливым самородком. Но в Морозове проявил себя первоклассный ученый, оригинальный мыслитель, энциклопедичность которого поражает. Он не просто знает ту либо иную отрасль наук, он в каждой из них произвел самостоятельные изыскания. Его работоспособность изумительна и сейчас. Он может работать по 10—12 час. изо дня в день, выкраивая еще время для заседаний и деловых поездок...
Перечисленные выше отрасли знания далеко не все, в которых творил Морозов. В письме от 24 февраля 1898 г. мы читаем: «По-прежнему я интересуюсь всем новым в естественных науках: и новыми элементарными телами, в роде аргона и гелия, и каналами на Марсе, и рентгеновыми лучами, и даже новыми математическими теориями о многомерных пространствах».
Этот «интерес» выражался у Морозова необычно. Вот два примера.
Обладая до Шлиссельбурга только обыкновенными в ту эпоху познаниями по «гимназической» математике, Морозов в крепости изучил сам дифференциальное и интегральное исчисления. «Этот отдел математики — пишет он в 1898 г. — очень важен для понимания законов природы, а учебники все очень сухи». И Морозов сразу же принимается за составление двух оригинальных по замыслу и выполнению книг.
Вообще в 1905 г. Морозов унес из Шлиссельбурга 21 том своих сочинений.
Какие же работы первыми по времени обратили внимание на узника-ученого? Таковыми явились исследования по химии. Еще в 80-е годы Морозов особенно заинтересовался атомистикой и создал специальную структурную теорию атома. В своей работе «Периодические системы строения вещества», написанной в Шлиссельбурге и напечатанной лишь в 1907 г., он стал на следующую точку зрения: «Вероятность превращения известных нами до сих пор металлов и металлоидов друг в друга при обычных химических реакциях двойного обмена и замещения чрезвычайно близка к нулю. Поэтому мы инстинктивно не верим в возможность таких трансформаций и стараемся всякое неожиданное появление новых химических элементов при наших опытах объяснить нечистотою употребленных реагентов. Иначе и быть не может».
«Но можно ли заключить из этого, что каждый из известных нам до сих пор семидесяти восьми видов материи также вечен, как и она сама; что газы нашей атмосферы, металлы земной коры и все вообще химические элементы, наблюдаемые нами на небесных светилах, не произошли и не происходят где-нибудь теперь, среди туманных скоплений, носящихся в бездонной глубине небесных пространств?»
«Конечно, нет».
«Есть много данных за то, что атомы химических элементов тоже совершают свою эволюцию в бесконечной истории мироздания».
Таковы были предпосылки Морозова к созданию своей теории образования химических элементов. В разработке поставленной таким образом проблемы Морозов применил ряд остроумных диаграмм, впоследствии широко применяемых им как метод исследования в ряде других работ; он привлек данные астрономии и астрофизики, устанавливая, с одной стороны, ряд надзвездных элементов (короний, водород, первичный гелий), с другой — систему археогелидов, современных минеральных элементов; наконец, Морозов высказал чрезвычайно глубокую мысль: «Если закон периодичности есть действительно физический закон, а не искусственное эмпирическое сближение разнородных физических факторов и химических индивидуумов, не имеющих на деле ничего общего между собою, то он должен быть в то же время и законом, выражаемым математически». И эту мысль он подтвердил рядом алгебраических формул, отображающих «функциональную зависимость между атомным весом, валентностью и числом звеньев интраатомной цепи».
Не касаясь деталей разработки всей проблемы в целом, я должен остановиться на двух важных моментах: 1) какова была научная значимость теории Морозова и 2) каково ее место в истории развития науки.
Первый вопрос является в то же время тесно связанным и с судьбою научных занятий заключенного. Царскому узнику, занимающемуся «безвредным писанием», было разрешено в августе 1901 г. передать свою рукопись для отправки на рассмотрение специалиста.
Морозов просил дать ее Бекетову, тогда президенту Физико-химического общества, либо Менделееву; оба они могли отнестись к работе с полным вниманием (что и показало будущее). Вместо этого, ничего не говоря автору (тайна!), рукопись переслали Коновалову, убежденному противнику «новшеств в науке». Конечно, Коновалов и не подумал произвести опыты, указанные в рукописи, и не согласился с теорией Морозова, сочтя ее «индивидуальной». В отзыве своем Коновалов, между прочим, написал весьма характерную для ретроградных профессоров фразу: «Химический элемент есть тайна природы»... Но о самой работе был дан лестный для автора отзыв.
Отзыв с рукописью был возвращен Морозову в 1903 г. Это была эпоха Плеве. Научные работы узнику не запрещались, но о передаче их на волю уже не возникало и речи. Три другие рукописи: «Строение вещества», «Основы физико-математического анализа» и «Законы сопротивления упругой среды движущимся в ней телам», переданные Морозовым осенью 1902 г. для отправки на отзыв, пролежали свыше двух лет у коменданта крепости Яковлева, и только «весна 1905 г.» побудила начальство послать их, за три месяца до освобождения Морозова, на отзыв все тому же Коновалову. На этот раз рукописи не были даже распечатаны и в таком виде Морозов их получил лично уже зимою 1905 г., после своего освобождения.
Оценка работ по химии была все-таки сделана уже после 1905 г., во-первых, советом Вольной высшей школы Лесгасфта, избравшей Морозова сначала доцентом, потом профессором по аналитической химии, и, во-вторых, Менделеевым, успевшим перед смертью (1907 г,) добиться для Морозова звания доктора химии honoris causa. Напечатанные к этому времени исследования были признаны достаточными для утверждения Морозова профессором.
Место химических работ Николая Александровича в истории науки до сих пор совершенно не подчеркнуто. Именно Морозов дал новую колонку в таблице периодической системы, так называемую нулевую, так как валентность этой группы равна нулю. В этой колонке у него стояли только теоретические атомные веса гипотетических элементов. Но открытые впоследствии аргон, неон, криптон, ксенон, гелий и др. заполнили пустующую колонку. В 1912 г. начались и попытки расширения периодической системы (Содди, Фаянс) ввиду открытия около 30 новых элементов, но и это расширение было предусмотрено схемой Морозова. Им были введены элементарные заряды электричества, названные анодий и катодий, в структуры атомов; это — современные позитрон и нейтрон.
Через строение вещества и астрофизику Морозов подошел к новой оригинальной работе, законченной им осенью 1902 г. В письме от 25 июня 1903 г. он ее характеризует так:
«Каким образом Солнце, Земля и другие небесные светила не испытывают заметных замедлений при своих движениях в светоносной мировой среде?.. Вопрос о сопротивлении среды составляет один из главных предметов преподавания во всех артиллерийских академиях под названием внешней баллистики. А полученные мною формулы дают возможность очень точно вычислять движение в атмосфере каких угодно летящих тел. Эти формулы сразу разрешили и интересовавший меня вопрос о сопротивлении междузвездной среды движущимся в ней небесным светилам. Величина его оказалась такой малой, что ее влияние можно заметить только в миллионы лет».
Эта работа была начата тоже в 80-е годы, но математическим выкладкам (а ими полна книга) мешало отсутствие фактических данных по баллистическим опытам за границей и у нас (Вульвич, Метц, Петербург). Только при содействии упомянутого выше крепостного врача удалось получить нужные сочинения в начале XX в.
Остановимся теперь на астрономических работах Морозова, широко известных и у нас, и за границей. (Морозов состоит пожизненным членом французского астрономического общества и Британской астрономической ассоциации.) И здесь он пошел своеобразными путями, как всегда — свежими и неожиданными. Он печатает свои исследования в различных журналах, русских и заграничных, читает доклады на съездах (в 1910 и в 1911 гг.) и в заседаниях физико-химического общества и Русского общества любителей мироведения, им основанного, читает лекции на Высших курсах Лесгафта и ряд публичных лекций в разных городах России. Отдавая должное практической деятельности, он увлекся воздухоплаванием и авиацией, и не только изучил авиацию, но и летал сам, получив звание пилота. По его инициативе созданы астрономическое и астрофизическое отделения Государственного научного института имени П. Ф. Лесгафта и астрономическая обсерватория. В настоящее время он принимает участие в работах комиссии по стратосфере при Академии наук. Состоит членом редакционной коллегии журнала. «Мироведение», в работе которой, к сожалению, не может принимать непосредственно участия ввиду того, что редакция находится в Москве.