Новый взгляд на историю Русского государства
Шрифт:
Наконец, мне разрешили иметь тетрадки и карандаш, и я получил курс астрономии Хандрикова, где были приведены положения планет, кажется на 1875 год, и даны точные времена их гелиоцентрических обращений.
Этого было для меня достаточно, и я сейчас же принялся за вычисление времени Апокалипсиса по придуманному мною способу просеивания планет друг через друга.
Я взял указанные в нем положения Сатурна в Скорпионе и Юпитера в Стрельце и убедился, что такой их комбинации не было не только в первом веке, куда его относили, но даже и за триста лет до того. Я стал вычислять для второго века нашей эры, опять ничего не оказалось: в третьем веке — тоже, и лишь в четвертом веке в 395 году это осуществилось. А положение Солнца в созвездии Девы и Луна под ее ногами указали и день — 30 сентября 395 года.
Еще не веря своим глазам, я несколько раз повторил свои вычисления и убедился, что мое решение единственное за весь тысячелетний промежуток времени взад и вперед от так называемого Рождества Христова.
Мне захотелось проверить свой результат и другими способами.
— Если мое решение верно, — думал я — то день 30 сентября будет Воскресенье, как указано с самом Апокалипсисе.
Я вычислил и оказалось Воскресенье.
— Если мое решение верно, — повторил я — то Марс будет под созвездием Персея, Меркурий в Весах, Венера в ногах Девы... Я сделал нужные вычисления и все оказалось так. Сомнений не могло быть. Я сделал расчет по теории вероятностей, и он показал мне, что если б эту картину не списал с неба автор Апокалипсиса, а нафантазировал ее, или я сам нафантазировал взамен его, напрасно отождествив коней с планетами, то мы могли бы сделать несколько миллионов таких фантазий ранее, чем хоть одна из них совпала бы с описанным здесь сочетанием семи небесных светил с двенадцатью созвездиями Зодиака в воскресный день.
— Но как же теперь быть с историческими традициями? — думал я. — Какой Иоанн Астролог мог быть в 395 году?
Было ясно: только автор христианской литургии Иоанн Златоуст, который вслед за тем стал Византийским патриархом.
— А как же быть со всеми оригенами, киприанами, евсевиями и другими авторами первых трех веков уже многократно цитирующими Апокалипсис, написанный после них?
Я сам понимаю основные причины недоверия к моему труду. Когда-то, тотчас после выхода из Шлиссельбургской крепости, я напечатал в 1907 году мое исследование «Периодические системы строения вещества». Я дал в нем впервые научно-обоснованную теорию сложности химических атомов, указав на необходимость вхождения в них электронов и гелия, как основных компонентов, и указал необходимость химических изотопов в виде разомкнутых и циклических структур. Но в то время ученые считали еще атомы абсолютно неразложимыми, меня никто не знал как химика и потому первые критики обсуждали мою книгу тоже не по существу, и не раз я слышал вместо возражения: как мог он изучить химию, просидев почти всю жизнь в одиночном заточении. Что путного может он сказать? Не стоит даже и читать его книгу (тем более, что она была полна сложных структурных химических формул).
Только потом, когда действительно были доказаны экспериментально и сложность атомов, и присутствие в них гелия, и сами изотопы, отношение к моим химическим и математическим книгам совершенно изменилось. И вот, аналогичное отношение проскальзывало до сих пор и у всех впервые увидавших мою книгу, где на историю культуры высказываются совершенно новые взгляды и где она рисуется много более молодой, чем обычно думают до сих пор. Никто не хотел верить, что в 28 лет упорного ежедневного труда и размышления можно было кое-чему научиться и кое-что обнаружить даже и в темнице, особенно после того, как и до нее человек посвящал с 12 лет почти все свое время как естественным, так и общественным наукам. А о том, что после освобождения я получил возможность пользоваться для своих работ на дому богатым материалом Академической, Пулковской обсерватории и Государственной публичной библиотеки, по-видимому, никто из моих критиков даже не подозревал.
Заключительное слово Николая Морозова на собрании, созванном в Институте инженеров по инициативе В. Р. Мрочека, в 1928 году.
Архив РАН, Ф.543, оп.1, ед. хр. 489.
«На несерьезную критику
Не может быть и серьезного ответа».
Немало «опровергали» непечатно это мое исследование, но всякий раз, когда мои, еще немногие тогда, сторонники спрашивали моих порицателей: «Читали ли вы эту книгу?» — ответ был один и тот же: «Не читал, да и читать не хочу». В печати же жестокие нападки были главным образом тотчас после выхода первого тома «Христа», когда научная твердость моей позиции еще недостаточно выяснилась, и потому мои критики находились в том же положении, как и те, которые бранили меня непечатно.
Только теперь, когда с выходом четвертого тома «Христа» уже достаточно обнаружились как методы, так и сущность моего исследования, я впервые считаю возможным серьезное обсуждение в нашей печати затронутых мною культурно — исторических вопросов даже и ранее того времени, когда скажет о них свое решающее слово Heer Professor D-r Deutsch, которому я и отдаю свой долг уважения.
Теперь уже всякий может видеть, что дело у меня идет не об одном евангельском Христе, а о всей истории человеческой культуры в древности и в средние века, которую я хочу поставить на естественно — научные основы. Ведь облик основателя христианской религии является у меня здесь только тем, чем бывает небольшая человеческая фигура посреди картины, изображающей обширный ландшафт — и служащая для его оживления.
Основная же задача всей моей работы, это — осмысление истории человечества.
Я сам понимаю основные причины недоверия к моему труду.
Когда-то, тотчас после выхода из Шлиссельбургской крепости, я напечатал в 1907 году мое исследование «Периодические системы строения вещества». Я дал в нем впервые научно-обоснованную теорию сложности химических атомов, указал на необходимость вхождения в них электронов и гелия, как основных компонентов, обнаружил необходимость существования химических изотопов в виде разомкнутых и циклических структур у атомов, как у углеводородных радикалов, а также показал необходимость существования в природе нейтральных газов типа аргона и указал их атомные веса.
Но в то время ученые считали еще атомы абсолютно неразложимыми, меня никто не знал как химика, и потому первые критики обсуждали мою книгу тоже не по существу, а как теперь моей исторический труд, и не раз я слышал вместо возражения лишь вопрос: «Как он мог изучить химию, просидев почти всю жизнь в одиночном заточении? Что путного может он сказать? Не стоит даже и читать его книгу (тем более, что она была полна сложных структурных химических формул)».
Только потом, когда действительно были доказаны экспериментально и сложность атомов, и присутствие в них гелия, и сами изотопы, и нейтральные газы, отношение к моим химическим и математическим книгам совершенно изменилось.
И вот, аналогичное отношение проскальзывало до сих пор и у всех, впервые увидевших мою книгу «Христос», где на историю культуры высказываются совершенно новые взгляды и где она рисуется много более молодой и последовательной чем обычно думают до сих пор. Никто не хотел верить, что в 26 лет упорного, ежедневного труда и размышлений можно было кое-чему научиться и кое-что обнаружить даже и в темнице, особенно после того, как и до нее человек посвящал с 12 лет почти все свое время как естественным, так и общественным наукам.
А о том, что после освобождения я получил возможность пользоваться для своих работ на дому богатым материалом Академической, Пулковской обсерваторской и Государственной публичной библиотек, по-видимому, никто из моих критиков даже и не подозревал.
«Нужно полное незнакомство с данными этнографии, археологии, фольклористики и большая самоуверенность, чтобы писать такие книги», — авторитетно восклицает один критик, вместо возражений по существу дела. А другой, очевидно, не читавший его, восклицает наоборот: «Добрая часть третьего тома посвящена языку. И чего только в этих главах нет! И древняя кабалистика, как предчувствие грядущего могущества слова, и музыка речи, и человеческое слово в естественно-научном освещении, и фонемы и лингвистические спектры, как средство отличения плагиатов от истинных произведений известных авторов и для определения эпохи. Одним словом, чего хочешь, того просишь».