Ну, здравствуй, перестройка!
Шрифт:
Ребята уехали, а я решил сходить к своей новой подружке Кате, благо идти надо было в соседний подъезд профилактория. Там на вахте никого не было, и я незамеченным проскользнул в массажный кабинет.
— Не реви, — говорю я через пару минут.
Всё это время Катя безостановочно плачет. У неё очередной конфликт с директрисой. Немолодая, обрюзгшая толстуха, постоянно придирается к своему работнику. Она со всеми так, но Катя говорит, что с ней особенно.
— Выговор мне объявила с занесением в личное дело. На меня пациент пожаловался, а он приставал ко мне, я и дала ему по рукам, — поясняет суть претензий подружка.
— Ты же хотела ехать
— А вдруг опять не поступлю?
— Найдёшь себе другое место работы, у нас, слава богу, безработицы нет, — говорю я чистую правду.
— Тут жильё дают, — перестав рыдать, поясняет Катя. — Если поступлю, меня так и так обязаны отпустить, а если нет, то где я жить буду?
— Придётся мне с ней поговорить, — поднимаюсь, вздыхая я.
— Не вздумай! Тебя, пацана, она и слушать не станет. Не ходи. Наверное, и правда, надо уволиться, — тормозит меня девушка. — Поживу пока у знакомой до отъезда в Москву, дам ей рублей двадцать, она не против будет.
— Если не поступишь, найдём тебе место, — обещаю я.
На крайняк пойду к Зырянову, он мне жаловался, что врачей и медсестер не хватает, хоть и жильё им сразу в Шарыпово дают. Но надо ещё и с рукастым пациентом разобраться!
— В каком он номере? — спрашиваю я.
— Не скажу, ты себе испортишь жизнь только, сама разберусь. Там партиец какой-то, — не соглашается та.
Хоть Катя и успокоилась, но на секс явно не настроена, поэтому иду к себе, а она, провожая меня, хочет пойти писать заявление на увольнение.
На выходе сюрприз! Нас встречает директриса, какой-то плешивый карлик и Шенин, который меня сразу узнал.
— Вот эта девица, смотри-ка, ухажеров к себе водит, — зло глядя на нас, сказала директриса, а плешивый карлик добавил:
— Зря вы её не уволили, работать не хочет и не умеет! И этого урода надо проверить, кто он и откуда?
— Толя! Привет! Рад тебя видеть! Забыл тебя поздравить с победой на чемпионате края по боксу! Ты мог бы зайти ко мне, когда за посылкой от Горбачева приезжал к первому! — тянет мне для рукопожатия могучую длань, явно не понявший ещё что к чему, коммунист. — К фестивалю в Москве готовишься? Молодежи и студентов? От края немного человек едет, ещё списки не утвердили. Но тебя и ЦК ВЛКС рекомендовал зимой после форума комсомольских инициатив, и сейчас от Генсека лично указание насчёт тебя было, так что — заедь, обсудим, когда тебе вылетать, ну и возможно выступить там придётся, надо подготовиться. Очень уж всем понравилось, как ты в Венгрии на антивоенном съезде эту американскую журналистку отбрил! Ну тогда, когда твоё фото «Комсомольская правда» на первую страницу поместила.
С каждым словом Олега Семёновича морды у ядовитой парочки становились всё тусклее и тусклее, а после слов «твоё фото» плешивый стал озираться, будто уже решив точно сбежать, но не понимая ещё, как это сделать.
Глава 9
Глава 9
— Плешивый очень напоминал Хрущёва, такой же колобок коренастый с короткими ногами.
— Подожди, ты кого уродом назвал? — внезапно осекся Шенин. — Слова выбирай! Это комсорг зональной комсомольской школы, чемпион СССР по боксу! А ну, извинись быстро!
— Да я, да он… Извините, товарищ, не знаю вашего имени, — понурился лысый развратник.
— А перед девушкой не хочешь извиниться за то, что домогался её. А ей потом ещё и выговор из-за тебя объявили, когда она отказала, — спросил я.
— Толя, ты что такое сказал? Ты не ошибся? — опешил Шенин.
— Нет, Олег Семёнович, — отвечаю ему, глядя в глаза.
— Да не надо, я всё равно уволюсь, — дергает меня за рукав Катя, ошарашенная списком моих заслуг не меньше чем её преследователь. — Всё равно уже строгий выговор с занесением у меня за это.
— Та-а-ак. Рано я уезжаю отсюда! И что такого натворила девушка на строгий выговор? Я жду! Что молчите?
— Я со слов Петра Николаевича, — дрожа от страха, бормочет заведующая санаторием.
— Что, вот так через полчаса после жалобы и выговор? Объяснение с работницы взяли? В письменном виде? Собрание рабочего коллектива провели? Вы что тут устроили? Тут не только должность, а и партбилет потерять можно.
— Не было письменной объяснительной, и собрание не успела провести, да я попугать хотела, нет никакого выговора, — отмазывается, потея, тетка.
— Я сама видела, как мне его в учетную карточку записали, — неожиданно припирает её к стенке Катя.
— Кто у вас отделом кадров заведует? Сейчас и проверим! Показывайте её дело, а ты, Петя, тут постой, — говорит Шенин и уходит за поникшей заведующей, уже понявшей, что заведовать ей осталось минут пять.
— Приказ о применении дисциплинарного взыскания с указанием мотивов его применения под роспись, надеюсь, озвучили? — раздался уже глухой голос секретаря крайкома КПСС.
Остаёмся втроём — я, Катя и этот самый сластолюбец, смотрящий на меня со страхом, и правильно делающий. Хотя нет, есть и ещё один свидетель — вахтёрша санатория — пухленькая старушка, сейчас зажимающая рот обеими руками. Мд-а, она не уйдёт точно, ведь это поинтереснее сериалов позднего периода — такая драма! Да она ещё месяц будет рассказывать знакомым все подробности! Что же, добавим деталей в её рассказ, всё равно ведь переврет и насочиняет. Резко бью толстяка в живот, а потом ещё тройкой ударов по корпусу, тот без звука падает, пытаясь вздохнуть, а я с трудом удерживаюсь от того, чтобы добить его пинком в круглое лицо. Но по лицу бить нежелательно! Вахтёрша издаёт писк, что на их вахтёрско-старушачьем означает: — «да Мироновна не поверит или умрёт от зависти!». Ну, или в этом роде. Желая добить Мироновну, я поднимаю за шкирку мужика, благо я сантиметров на пятнадцать его выше, а то и больше, и замечаю кольцо на пальце. Этот гандон ещё и женат!
— Жена в курсе, что ты молодых девушек за попу хватаешь? — строго спрашиваю я.
— Толя, не было такого, я бы сразу убила там его, — неожиданно говорит Катя, а я понимаю, что подробностей я и сам не знаю.
— А что было?
— Он за ноги хватал меня, когда я ему массаж делала, и гадости всякие говорил!
— Говорил? Жена в курсе? — надвигаюсь грозно на Петрушу.
— Не надо жену, а вы, Екатерина, простите, бес попутал, вы так хорошо массаж делали, что я себя опять молодым почувствовал!
— Вот молодец, что сам признал и извинился, главное. Давай со мной иди! Напишешь объяснительную, — услышали мы голос Шенина, спускавшегося по лестнице и захватившего момент с извинениями. — А ты, Толя, иди, я разберусь тут.
— Да, конечно, напишу! — лысый недобиток засеменил от меня подальше.
— А ты правда в Венгрии был? А что не рассказывал про форум инициатив? А чемпион СССР — тоже правда? — засыпала меня вопросами Катя, когда мы вышли на весеннее солнышко.
— Так Ленка тебе ничего не рассказывала? — удивился я.