Ну здравствуй, Питер!
Шрифт:
Прошлой ночью в машине мне хватило выдержки не разрыдаться. Я отречено смотрела на холодный, закованный в камень Санкт-Петербург, проплывающий за окном, но все же заставила понервничать своего сопровождающего, изъявив желание пройтись до Дворцовой площади, прежде чем отправиться в отель. Машина остановилась на набережной реки Мойки, и дверь распахнулась. Мужчина подал мне руку.
Было глупо надеяться, что мне позволят остаться одной. Но я уговорила себя не обращать внимания на двух охранников, следовавших за мной на небольшом
Демидов-старший не спал. Он тут же взял трубку и спросил ласково:
– Лизонька? Почему так поздно? Что-нибудь случилось?
– А должно, Алексей Павлович? – я постаралась скрыть сквозящую в голосе иронию, но Демидов заметил, конечно.
– Ты в отеле? – сменил он тему.
– Вышла прогуляться ненадолго. На Дворцовую.
– Почему так поздно?
– Алексей Павлович, я не могу дозвониться до Егора. Вы не знаете, где он?
– Переговоры затянулись, Лизонька. Те самые, из-за которых он не смог поехать с тобой, – проговорил Демидов немного устало. – Уже поздно, дочка. Возвращайся в отель. Не заставляй старика переживать.
– Конечно, Алексей Павлович. Спокойной ночи! Вы только не говорите Егору, что я его искала.
– Не скажу, Лиза. И тебе доброй ночи!
На Дворцовой царило оживление. Люди торопились к Неве, боясь пропустить начало разводки мостов. Меня вдруг охватило странное уныние. События последних суток обрушились на меня разом, и я впервые в жизни не могла позвонить Егору, чтобы просто поговорить. Поболтать о жизни, о ничего не значащих мелочах. Демидов-старший был не в курсе нашей размолвки. Теперь я была в этом уверена. Егор не собирался оправдываться. Но и отказываться от планов не собирался. Возможно, я тоже была не права, сорвавшись вот так…
Но теперь все изменилось.
Когда я вышла из ванной, Питер поднялся, окинул меня изучающим взглядом и сказал:
– Поешь, а то кофе сейчас совсем остынет. А я пока постараюсь что-нибудь сделать с твоими волосами. Уж больно они приметные.
Я послушно протянула ему резной гребень, украшенный янтарем, и опустилась в кресло.
– Занятная вещица, – произнес Питер, рассматривая безделушку. – Подарок?
– Это мамин.
– Прости.
– Не стоит. Я ее не помню. Почти.
Я потянулась за пышкой. Они были изумительными, а кофе горьким. Питер легко скользил гребнем по волосам от основания и до самых кончиков, достигающих поясницы, а я была готова урчать от удовольствия. Скоро мою голову украшали несколько колосков, собранных в высокий хвост на затылке. С пышками тоже было покончено. Забывшись, я совсем не аристократично облизала ставшие сладкими от пудры пальцы. За спиной раздался сдавленный смешок, и я покраснела. Чтобы перевести тему, я спросила:
– Где ты научился плести косы?
– Секрет, – усмехнулся Бергер и слегка потянул меня на себя, заставляя запрокинуть голову.
Я подчинилась, уже зная, что последует следом, и не желая сопротивляться. Замерла, задержав дыхание, со страхом и восторгом ожидая момента, когда он коснется моих губ своими. Но Питер медлил, только сильнее потянул за волосы у основания хвоста. Я зажмурилась и почувствовала его дыхание совсем рядом.
– Почему ты меня не боишься, Лисса? – спросил он вместо того, чтобы поцеловать.
Я разочарованно вздохнула и открыла глаза.
Его губы были совсем рядом и сводили с ума. Я потянулась к ним сама, не желая отвечать на глупые вопросы, на которые у меня все равно не было ответов.
– Я жду! – напомнил он, рыкнув.
– Я могу закричать, – нехотя прошептала я, – и через секунду комната будет полна охранников, а ты будешь лежать на полу лицом вниз, и очень повезет, если будешь в сознании.
– Почему не кричишь? – его бровь удивленно поползла вверх, и я хмыкнула, облизнув верхнюю губу. Питер сглотнул, и в то же мгновение его рука легла мне на горло, сжимая. – Кричи, Лисса! Ну же!
Я не могла. Дыхания не хватало, сердце колотилось как бешеное, а я смотрела в изумрудные глаза, в которых вновь полыхало ледяное пламя. Оно завораживало и не отпускало.
Он накрыл мои губы своими, лишь немного ослабив захват, но не позволяя сделать полноценный вдох. Он пил меня и дарил мне столь необходимый кислород, одновременно смешивая наше дыхание и лишая меня способности мыслить. Я умирала. Я проваливалась в темноту, снова и снова царапая ногтями руку, сжимающую мое горло. Петр Бергер смеялся глухо, скользил языком по губам и аккуратно собирал слезы, катившиеся по моим щекам.
А потом все закончилось. Я оказалась на его коленях. Он баюкал меня, прижимая к груди и накручивая на палец одну из моих косичек. А я хватала ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание, и отчаянно боялась, что он снова уйдет, оставив меня одну.
– Собирайся, – шепнул он, целуя меня в висок. – Нужно идти, иначе потом будет поздно.
Почему-то я подчинилась.
Минут через пять из зеркала на меня смотрела девчонка-подросток со смешными косичками в узких темных джинсах, кроссовках и спортивной куртке.
– Нормально вроде, – протянул Питер и посмотрел на меня с сомнением. – По деревьям лазать умеешь?
Я помотала головой.
– Жаль, – изрек Бергер. – Очень полезный навык, между прочим. Ну да ладно, поймаю, если что. Пошли уже!
И он потащил меня к окну.
Как оказалось, мой номер находился на последнем этаже, к тому же в торце здания, а одно из окон выходило на декоративный балкончик. Питер распахнул окно, плавно скользнул наружу. Чуть замешкавшись, я последовала за ним. Бергер легко переступил через невысокое ограждение, оказавшись на довольно широком каменном выступе, ухватился за водосточную трубу и в два счета преодолел небольшое расстояние до крыши соседнего здания. Махнул рукой, приглашая следовать за ним.