Ну здравствуй, Питер!

"Draco dormiens numquam titillandus!

(Не дразните спящего дракона!)"

Роулинг Джоан, девиз Хогвартса.

Я летела.

Я парила в невесомости.

Я увязла в густом потоке теплого воздуха, и теперь он тащил меня за собой, не оставляя ни малейшего шанса на возвращение.

Кругом был свет.

Яркий ослепительный свет.

Настолько живой, что его хотелось попробовать на вкус. Я неловко высунула язык, случайно прикусив его клыком. И, заскулив

Еще совсем недавно меня окружала тьма.

Беспросветная тьма и сырость.

Было страшно, так страшно, что я старалась уснуть, лишь бы не слышать собственного жалобного плача. Он вырывался из моего горла сам по себе, и тогда я начинала скрести окружающий меня камень, ломая о мрамор еще неокрепшие когти.

Но однажды все закончилось…

Поток горячего воздуха все тащил и тащил меня вперед, и я расправила крылья, пока еще неуклюже приноравливаясь к полету. Меня тут же занесло, завертев в небольшом огненном торнадо, и я рванула вверх в надежде вырваться из круговорота. Получилось!!! Пара сильных взмахов, и я стрелой понеслась вперед. Сложила крылья, повернувшись вокруг своей оси, и снова вверх. Замерла на мгновение в невесомости, широко расправив крылья и сжатой пружиной свернув огромный тяжелый хвост с шипастым набалдашником на конце. А потом камнем рухнула вниз, чтобы окунуться в ледяную черную воду.

Я снова неслась вперед, то и дело касаясь водной глади когтистыми лапами, поднимая облако брызг. Неслась до тех пор, пока не уткнулась в мраморную скалу, на вершине которой, свернувшись в плотный клубок, спал изумрудный дракон.

Высокий темноволосый парень в черном плаще следовал за мной от самого Московского вокзала. Я, конечно, знала, что люди Демидова повсюду. Стоило мне покинуть "Сапсан" и ступить на платформу одиннадцатого пути, как пожилой мужчина в неприметном, но добротном костюме с хорошо знакомым мне вензелем, приблизился, предлагая забрать чемодан. Я только кивнула, принимая помощь.

– Машину, Елисавета Александровна?

– Благодарю. Пожалуй, пройдусь, – ответила я, вежливо улыбнувшись.

– Не буду мешать, – сказал мужчина и словно растворился в толпе. Но я знала, что его место занял другой.

Вызывающе дорогой черный плащ я заметила, переходя Лиговский проспект. Мой спутник и не думал скрываться. Он уверенно шел следом, время от времени нетерпеливо поглядывая на часы. Я свернула на Невский, надеясь затеряться в толпе. Ну как затеряться… Я знала, что это бессмысленно. Даже если этот самоуверенный, явно скучающий тип потеряет меня из виду, на смену ему придут другие. Алексей Павлович никогда бы не позволил мне бродить по городу без защиты.

У Аничкова моста показалось, что парень действительно меня потерял. И страшно захотелось наказать неизвестного телохранителя за недостаточное внимание к моей персоне. Я скользнула в первое попавшееся кафе. Заказала кофе на вынос. Огляделась – черного плаща нигде не было. Сняла курточку и убрала в рюкзак, оставшись в плотном черном платье до колена, собрала темные волосы в тугой пучок и нацепила на нос очки. Взяла кофе и вышла на Невский. У дверей кофейни меня никто не ждал. Где-то глубоко в душе кольнуло странное разочарование. Действительно потерял? Или ему надоели мои детские игры, и он просто передал почетную обязанность бдить воспитанницу Демидовых кому-то менее занятому?

Обидевшись неизвестно на что, я поймала такси. И спустя десять минут вышла из машины у Исаакиевского собора. Удивительно, но очереди у касс не было. Я купила билет на колоннаду и поспешила к турникетам. Прежде чем пройти к лестнице, я еще раз оглянулась, из-за какого-то неуемного любопытства, но черного плаща нигде не было видно. Подъём дался необычно легко. Я практически взлетела вверх, перепрыгивая разом через несколько ступеней. Голова слегка кружилась, то ли от бега по спирали и духоты, царящей внутри башни, то ли от близости неизвестной свободы. Но стоило мне выйти на открытый переход, ведущий к смотровой площадке, как я забыла обо всем на свете. Подо мной словно была пустота, и я парила в этой пустоте, ничуть не смущаясь отсутствия опоры под ногами.

В последний день сентября Питер тонул в теплых лучах закатного солнца.

Под моими ногами раскинулся город, таящий в себе столько тайн, но я смотрела прямо перед собой: на темную воду Невы, на отражающиеся в ней облака, на снующие по набережной машины.

В пятничный вечер Санкт-Петербург гудел в предвкушении выходных, а я застыла, облокотившись на ограждение, мечтая забраться еще выше, туда, где не будет камня, сковывающего свободу, а останется только небо… Безграничное…

Пустое… Мое…

Я ощутила его присутствие каким-то непонятным, до той поры не знакомым мне чувством. Его пронизывающий взгляд и явно скользившее в нем неодобрение вызывали странный зуд между лопаток, не давая сосредоточиться.

Я знала, что он давно стоит за моей спиной. Как знала и то, что теперь и шагу не ступлю без его одобрения. Внезапно стало стыдно за неуместное ребячество. Я постаралась подавить смятение, волнами поднимающееся из груди, подалась вперед и раскинула руки в глупой попытке обнять раскинувшийся передо мной город.

– Не стоит волновать местную службу безопасности, Елисавета Александровна! – раздался насмешливый голос за моей спиной. – Вам развлечение, а мне снова проблем не оберешься.

– Снова?

– Опять, – ответил мой телохранитель твердо. – Вам не стоит бродить по городу одной, Елисавета Александровна. Но это вам, конечно же, известно и без меня.

– А что мне еще не стоит делать? – спросила я и обернулась.

Он оказался моложе, чем я думала. Едва ли старше двадцати пяти. Высокий и крепкий, но гибкий. Крупный прямой нос с горбинкой, возможно перебитый когда-то давно, пухлые губы и по-мальчишески насупленные брови. Серо-зеленые глаза выражали крайнее раздражение, когда он все-таки ответил:

– Испытывать судьбу, Елисавета Александровна. Вам не стоит испытывать судьбу.

– Можно просто Лиза, – ответила я и улыбнулась нежно.

– Петр Бергер, – представился мой телохранитель. – Можно просто Питер, Елисавета Александровна.

– Ну здравствуй, Питер! – усмехнулась я.

Кажется, он хотел что-то ответить. Возможно язвительное, но в последний момент передумал. Казалось, что в глазах его пляшут черти, и Бергер тщательно сдерживает готовый вырваться наружу огонь. Я уже видела подобный в серых глазах Егора, когда тот злился. А злился Егор крайне редко, по крайней мере на меня.