Нулевой километр
Шрифт:
– Нехило молодежь отдыхает, – оборачиваюсь на голос Максима, не сразу осознав, что он имеет в виду, и лишь заметив, с каким интересом он крутит в руках пузатую бутылку с чем-то похожим на чай, начинаю соображать быстрее. Виски, початый коньяк, пенное нефильтрованное и пакет-майка на полу, из которого выглядывает палка колбасы салями…
Знаете, в былые времена, я бы, наверное, сложила два плюс два куда быстрее. А сейчас убеждаюсь в своей догадке лишь спустя полминуты, когда трясущимися пальцами нахожу в рюкзаке пустой кошелек.
– Вот ведь гад ты, Жирный! – даже
Как раньше, только аппетиты у него заметно подросли.
– А тебе жалко? У тебя их вон сколько…
– Сколько есть – все мои! Вставай, – хватаю за ворот толстовки худшее Лидино творенье, и очень жалею, что мама лишена возможности полюбоваться, до чего докатился ее любимец. Ведь теперь она должна любить его в разы больше: при всех своих веснушках и ярких кучерях он почти Жорина копия.
– Вставай, мелкий засранец! – едва ухо ему не отрываю, и наверняка выгляжу комично, ведь мальчуган, что больше не стесняется лакать при нас пиво, принимается хихикать, за что и получает от меня в лоб пачкой сухариков. Нечего веселиться, когда я готова переступить грань – так и вижу, как мои руки смыкаются на бледной шеи в мелкую золотистую крапинку, и даже слышу хруст его косточек, ломающихся под моим безжалостным нажимом.
– Оторвешь Юль, – отмерев, перевожу взгляд на собственное плечо, которого касается Бирюков, и, опомнившись, оставляю брата в покое – ухо красное, только Рыжего это совсем не заботит. Сопит, и вряд ли сумеет подняться на ноги. – Что делать будем?
А кто его знает? Я бы не отказалась от спа – лежала бы на удобной кушетке, в то время как опытный массажист втирал в мое тело аромамасла. И никаких тебе алкоголиков, битых жен и сожителей-уголовников! Хочу в прежнюю жизнь, и чтобы никто из моей семьи обо мне не вспоминал!
Завтра Рыжему придется потрудиться и вымаливать прощение у меня в ногах, ведь мысль о том, чтобы отдать его в приют больше не кажется мне дикой, а сейчас… пусть наслаждается колой, что я безжалостно лью ему на голову, с удовлетворением отмечая, что свои глаза, пусть и нехотя, но он все-таки открывает.
***
Бред это все, что люди устают от рутинной работы, многочасового шопинга, занятий спортом и ежедневных бытовых забот. Куда больше изматывают переживания: они вытягивают из тебя все соки, лишают улыбки и постепенно подталкивают к краю – туда, где плещется безнадега и липкая темень.
Я не могу заставить себя подняться. Продолжаю сидеть, не потрудившись отстегнуть ремень безопасности даже тогда, когда пошатывающуюся фигуру Ярика скрывает от меня подъездная дверь. Я обездвижена, парализована чувством стыда, что пригвоздил меня к кожаной обивке, и под взглядом Бирюкова, он лишь крепнет, воруя у меня последние силы.
– Только не вздумай благодарить, — словно почувствовав мой настрой, Максим решительно пресекает мою попытку заговорить. Выключает музыку, которую я намеренно слушала на полную громкость, прекрасно зная, что сидящему позади парню все эти децибелы как иголки под кожу.
–
– Я и не думала, – грубо, зато шальную мысль сказать ему хоть что-то приятное, я благоразумно отодвигаю подальше. – Обойдемся премией?
– Пожалуй. Тем более что из-за твоего братца я испортил любимые джинсы.
Не он один: мой костюм уже не спасти, замшевые кроссовки перемазаны глиной, а на скуле красуется приличная ссадина, оставшаяся после встречи с шершавой проржавевшей трубой.
– Помочь тебе привести его в чувства? Можно сунуть парня под холодный душ или…
– Не стоит. Если уж он под этим ливнем не протрезвел, не думаю, что из твоей затеи выйдет толк, – да и, будем честными, к разговору с ним я пока не готова. Боюсь, что исчерпав все аргументы, просто прибью парнишку за его глупость и неуемную жажду тянуть из моего кошелька деньги.
– Лучше езжай в гостиницу. И, — оборачиваюсь, прикрывая дверь, которую только что распахнула, чтобы произнести то, о чем стоило сказать еще три дня назад.
– Завтра езжай в Москву. Тебя наверняка кто-то ждет.
Хватит ему любоваться моими неудачами, я, итак, вымотана, а тут еще он со своей жалостью! Это здесь, в темноте, еще можно скрывать свои чувства, а с приходом солнца, я больше в глаза ему взглянуть не смогу. Только не после того, как Рыжего рвало прямо на тротуарную плитку аккурат у водительской двери.
– Уверена? – когда мы перешли на ты? Уже и не помню, но с удовольствием отмечаю, что так мне куда комфортнее. Да и на строгую начальницу я уже непохожа – то бьюсь в истерике, то нервно кусаю губы, то, вообще, заливаюсь краской! – Вдруг он еще что-нибудь выкинет?
– Справлюсь. Скажу Руслану, что поехала на свадьбу к подруге, а тебе дала провести недельку с семьей. У тебя ведь есть семья? Девушка, например, или ребенок?
– Есть, — кивает, а меня так и подмывает спросить, кто именно: подружка, истосковавшаяся по его рукам, сын или черноглазая дочка, с которой он возится вечерами? А, может, все сразу? Полный комплект, ведь отсутствие кольца на его пальце еще ни о чем не говорит. Качаю головой, удивляясь, с чего, вообще, задаюсь такими вопросами, и ступаю ногой на мокрый асфальт, не забыв напоследок ему улыбнуться. Искренне, как улыбнулась бы Вере на прощанье…
Глава 20
Какой бывает тишина? Спросите любого писаку, и он подберет вам с дюжину красочных эпитетов, в то время как мне на ум приходит только одно — эта тишина угрожающая. Ни визгов малышни, ни зловещего смеха Артура, ни гневных Ленкиных отповедей и стонов Ярика, вкусившего все прелести утреннего похмелья. Словно вымерли все и даже кот, что имеет привычку портить мое утро своими криками, не решается подать голос…
Встаю, набрасывая на себя короткий халат – совсем неподходящий опекуну, зато самый приличный среди того тряпья, что я накупила, мечтая сразить Тихомирова своими формами – и с опаской выглядываю в прихожую.