Нулевой километр
Шрифт:
Она красива: когда молчит, когда ресницы подрагивают и в золотистом свечении луны отбрасывают густые тени на бледные щеки, когда ее грудь в безразмерной футболке мирно приподнимается в размеренном дыхании… Когда не кричит, не оскорбляет окружающих, когда не пытается строить из себя успешную девицу, что умеет обводить мужчин вокруг пальца, Щербакова прекрасна. Вот такая – приземленная, с проблемами, что не оставляют меня равнодушным, с переживаниями, что обнажают ее нутро, смывая напускное безразличие едкой солью непрошеных слез…
И это плохо, хочу вам сказать… Сажусь, бегло
– Чего не спишь? – тихо выругавшись себе под нос, замираю в шаге от девочки, что усевшись на грязный пол в прихожей, кормит тощего кота заветренной колбасой. Испуганно отодвигается в темный угол, и не произносит ни слова, опуская взгляд на свои пижамные штаны.
– Болит чего?
Может, немая она? Я уже ничему не удивлюсь…
– Мурзик проголодался, – а нет. Пусть и тихо, настолько, что мне приходится напрягать слух, но все-таки отвечает. – Я ждала, пока дядя Жора уснет. Он моего кота не любит…
– И что, кормить запрещает?
– Ага. Говорит, что от него одни блохи, – вздыхает и тут же принимается гладить чумазого питомца.
Да что там, отвратительно грязного кота, что с самого утра смотрит на меня с подозрением, словно решает, стоит ли об меня потереться или сразу сожрать, вонзив острые зубы в мою плоть. Так что не удивлюсь, если Голубев прав: вид у животного тот еще.
– А он здоровый, – видимо, все мои мысли без труда читаются на лице. – Я его шампунем мыла, Лена специально для Мурзика купила. Правда, он опять перепачкался.
Познавательно. Молчу, одобрительно кивнув, не имея никакого понятия, о чем еще с ней поговорить и словно за компанию, осторожно, дотрагиваюсь до кошачьей морды. Три часа ночи, может, в постель отправить? Прикрикнуть или пальцем там погрозить?
– А у вас с Юлей животные есть?
– Что?
– Ну, собака там или попугай?
Не слишком-то ласково сгребает податливое мохнатое тельце в объятия и словно не замечает его слабого протеста: котенок орет, упираясь передними лапами в девичьи щеки, а ей хоть бы что. Даже целует его в мокрый нос, еще больше нервируя мальца.
– Нет, – у нас с Щербаковой, кроме скрипучей постели, вообще, ничего общего: она питается в ресторанах, а я обедаю урывками, когда представится свободная минутка и под боком окажется второсортное кафе. Она путешествует по миру и грезит о кольце с внушительным бриллиантом, а я радуюсь, что внес последний платеж по кредиту. Юля воротит нос от дорогой иномарки, только лишь потому, что недовольна цветом, я всерьез подумываю приобрести подержанную консервную банку… Как только разберусь с мамиными болячками. Мы с ней с разных планет и то, что за последние несколько дней сумели немного сблизиться, лишь странное стечение обстоятельств…
– А живете вы вместе?
Ясно. Одного зрителя мы все-таки убедили своей посредственной игрой: глядит доверчиво, в то время как
– Я, когда выросту, тоже принца встречу. Он за мной на коне приедет и заберет в свой замок.
Про победу над огнедышащим драконом, что вместо языков пламени выпускает смрадные пары перегара ни слова. Да и не нужно это, все читается между строк: ребенок опускает плечи, неловко приподнимаясь с холодного пола, и прежде, чем в прихожую выходит Георгий, уносится в детскую, почти беззвучно прикрывая за собой дверь.
– Спать иди, – хватаю под руку ничего не соображающего хозяина, когда он застывает на пороге гостиной, и довольно грубо толкаю его в сторону. – Твоя кровать дальше по коридору.
В кухне, и если быть честным, я бы с большим удовольствием расположился там: где воздух не пропитался цветочным женским парфюмом, где от свежей наволочки не пахнет ягодным шампунем, где спящая девушка не льнет к моему боку, по-хозяйски обвивая талию. Подальше, как можно дальше от нарушительницы моего спокойствия. Пока она вконец не уничтожила то, что я так старательно реставрирую – ни к чему мне ее откровения и эти слезы, что в последнее время она даже не старается прятать. Они как-то странно на меня действуют: слушая ее рассказ о семье, я на пару минут позабыл, что засматриваться на Щербакову мне запрещает трудовой договор…
Юля
Мне тепло. Я бы сказала, невыносимо жарко, не будь это пламя, что опаляет кожу, таким до одури приятным. Тлеющий бархат, немного грубый, но убирать с него свою щеку мне определенно не хочется. Напротив, устраиваюсь поудобней, и веду ладонью по источнику пекла, соприкосновение с которым пускает разряды тока по моим венам.
– Поаккуратней с руками, — и голос тихий, с грудной хрипотцой, так и ласкает слух…
Разве что грубость, с которой меня отпихивают в сторону, портит общую картину моего пробуждения.
– Так бы и сказала, что хочешь меня пощупать, а не пела о брошеных детях, которым срочно необходима защита, — Бирюков садится на край дивана и сонно протирает глаза, щурясь от бьющего в них солнца.
Черт! Я его щупала? Безбожно приставала, даже не задумавшись над тем, кто лежит рядом со мной? Может быть, Жора прав и я испорчена до мозга костей?
– Для мужчины, который проснулся в одной постели с привлекательной девушкой, ты слишком нервный, — я и сама не в себе, и одному Богу известно, что смущает меня больше – то удовольствие, что я испытала, обнимая простого трудягу, или его реакция на мои касания.
– Для меня ты не девушка, — натягивает на свою обнаженную грудь футболку, а я, намеренно не отвожу глаз, следя за его нехитрыми манипуляциями. Это зрелище завораживает, и плевать, что Руслан бы такой интерес не одобрил: когда мне еще доведется полюбоваться молодым подтянутым парнем? Хотя бы разочек можно, тем более что сам Тихомиров верность мне хранит: оставляет в одиночестве почти на месяц, а сам развлекается с женой.
– А кто же тогда?
– Начальница. И будет лучше, если ты не будешь об этом забывать.