Нулевой километр
Шрифт:
А это довольно трудно: бордовое, из невесомого шелка с камнями на лифе, что непременно подчеркнул бы красоту моей груди.
– Мне бы что-то более сдержанное…
Неловко завожу прядь за ухо, машинально вцепляясь в свою неприлично короткую юбку, которую тут же стараюсь спустить пониже, и намеренно не смотрю на продавщицу, наверняка пребывающую в недоумении. Я и глухие блузы явно не сочетаемся, это же очевидно!
– Тогда, может быть, черное? На складе как раз есть ваш размер, – бросает, возвращая на место забракованный мной наряд, и уже мчит к двери, расположенной позади массивной каменной стойки.
Тихомирова
– Нравится? – голос у Светы низкий, почти мужской. Что как-то не вяжется с образом натуральной блондинки, пережившей уже ни одну подтяжку.
– Очень, – не знаю, уместно ли улыбаться, когда женщина лет пятидесяти метает молнии своими глазами, но все же не могу скрыть своей радости, что эта встреча, наконец, состоялась. С ботоксом она переборщила. – Немного старомодно, но что поделать, не все же идут в ногу со временем.
Я выслеживала ее целый месяц. Скупила здесь добрую половину тряпок, пусть и весьма недурственных, но совершенно ненужных; обедала в ресторанах, где жена Руслана так часто встречается с подругами, и даже караулила ее у ворот особняка – величественного, из белого камня – но все оказалось тщетным.
– Чем-то могу помочь?
Можешь, только в лоб о таком не просят.
– Наверное. Хотела новое платье, но сейчас вижу, что ничего подходящего мне здесь не найти, – обхожу разделяющий нас стеллаж и намеренно отворачиваюсь, давая ей оценить меня со всех сторон.
Упиваюсь своим превосходством, ведь даже сотня косметических процедур не лишила мышцы ее лица возможности выдавать напряжение. Завидует. Знает, что со мной никогда не сравнится.
– А вот белье неплохое. МОЙ, – намеренно выделяю это слово, – мужчина любит, когда я надеваю кружево.
– Правда? – брезгливо передернув плечами, она жестом прогоняет прочь свою помощницу, только что отыскавшую в закромах склада необходимый туалет.
– Правда. Вы ведь знаете этих мужчин: чем старше становятся, тем больше внимания уделяют деталям. Руслан может смотреть на меня часами, – плевать мне на ее чувства. Меня мои заботят, поэтому жалость отодвигаю в сторонку. Прикладываю к груди полупрозрачный бюстгальтер-бандо и победно улыбаюсь, когда она вырывает из моих рук не самое лучшее из своих творений.
– Думаете, ему не понравится? – даже не дергаюсь, невозмутимо взирая на соперницу.
Даму, преградившую мне путь к заветной цели – мой безымянный палец до сих пор пустует, а обещаниями Тихомирова я, кажется, сыта по горло. Не для того я два года ублажала банкира, чтобы довольствоваться жалкими крохами.
– Стерва! – замахивается, ничуть не смущаясь покупателей, что уже удивленно наблюдают за нашей парой, но так и не касается моей щеки своей ледяной ладонью.
– Лишнее это, Светлана, – киваю ей за спину, продолжая удерживать за запястье, и отпускаю только тогда, когда взгляд ее становится осмысленным. – Не будем же мы устраивать шоу, чтобы завтра все газеты писали об известном дизайнере, что пыталась оттаскать за волосы любовницу своего мужа.
Морщится. Боже, да мне
– Зачем пришла?
– Поговорить. Два года жду, когда же вы проявите инициативу, а вы все отмалчиваетесь. Неужели не обидно? – и, правда, не понимаю.
Я перепробовала все: брызгала рукав его пиджака своими духами, оставляла отпечатки помады на отвороте рубашки, собирала волосы со своей расчески, пытаясь запрятать парочку под ворот зимнего мужского пальто. Даже свои лучшие трусики, расставание с которыми до сих пор переживаю болезненно, прятала в один из его карманов. Так что либо она чересчур невнимательна, либо наш с Русланом роман теперь обсуждает прислуга, что наверняка осталась под впечатлением от моих кремовых прозрачных плавок…
– Ну, говори, – прочистив горло, она тянется к своей сумочке и достает сигарету, нервно щелкая зажигалкой. – Только давай покороче. У меня дел невпроворот.
– Тогда, не буду ходить вокруг да около: я хочу, чтобы вы подали на развод.
– На развод? – ошеломленно округляет глаза и уже тушит туфлей упавший на пол окурок.
– Именно. Руслан слишком добр, – стараюсь говорить тише, ведь зеваки нет-нет, да поглядывают на нас, подбираясь все ближе: одна стоит за моей спиной, делая вид, что решает, какая сорочка ей подойдет больше, другая на расстоянии метра. Рядом с вешалкой, забитой разнообразными брюками.
– Он понимает, что своим уходом способен причинить вам боль, поэтому все никак не решится положить конец этому фарсу.
– Мы вместе пятнадцать лет! Ты хоть понимаешь, с кем говоришь?
- Тем более. Все, что вы хотели от него получить, уже давно у вас в кармане. Не пора ли уступить дорогу молодым? – приподнимаю бровь и принимаюсь разглядывать эту пылающую гневом женщину.
Наверное, в молодости она была ничего: длинные ноги, округлые бедра, пусть и не такие подтянутые, чтобы мужчины сворачивали головы; грудь обновленная, ведь мне доподлинно известно, что делала она ее в декабре. И глаза, красивые, цвета увядающих листьев.
– Он тебе в отцы годится, – пятьдесят три. Крепкий, высокий блондин с пробивающейся сединой на висках. – Неужели, жажда денег настолько опьяняет, что в свои двадцать с небольшим ты готова делить постель со стариком?
– Какой же он старик, Света, – насмешливо выгибаю бровь и все-таки снимаю со стенда бирюзовый комплект, что заприметила пару минут назад. – Молодому фору даст. Если хорошенько разжечь в нем огонь. И это, — демонстрирую выбранную вещицу, – сегодня как раз мне пригодится.
Разворачиваюсь, уверенно следуя к пустующей кассе, и, устроив локти на холодной столешнице, машу рукой, подзывая хозяйку.
– Обслужи, раз уж прогнала продавщицу.
– И да, – принимая пакет, прикладываю указательный палец к губе, словно вспомнила нечто важное. – К ужину мужа не жди. Перед таким бельем он точно не устоит.
Вы спросите, зачем я пришла? Виною банальная усталость: терпеливо ждать у моря погоды не в моих правилах. Не хочу тратить лучшие годы на человека, который в определенный момент просто исчезнет из моей жизни, предпочтя молодой красивой подружке хоть и потрепанную, но проверенную годами жену. А это непременно случится, если сложить свои лапки и позволять Тихомирову и дальше вешать мне лапшу на уши.