Нулевой километр
Шрифт:
Передергиваю плечами, отгоняя прочь наваждение, и перестаю сверлить взглядом подростка, сейчас беззаботно болтающего о чем-то с Артуром. Следую его совету и, не касаясь заржавевшего металла, хорошенько наваливаюсь на дверь, проворачивая с трудом поддающийся замок. Не знаю, что ожидаю увидеть, но явно не это… Пусто.
– Где мебель? – даже приоткрытый от удивления рот закрыть не могу, обводя взором пропахшую сыростью комнату. Ведь раньше она определенно была: вот в том углу стояло клетчатое кресло-качалка и если нам удавалось выбраться из города на денек-другой, бабушка вязала в нем носки. А там, чуть левее от разбитого и теперь прикрытого
– Так Жора же все повыбрасывал. Прошлым летом хотел и сарай разобрать, чтоб на его месте дом строить, но до этого не дошло. С работы за пьянку погнали. Куда теперь овощи класть?
А кто его знает?
– На лавку, – ведь выбора наш деятельный отчим не оставил. – Чего молчал–то?
– Я говорил, что лучше бы с друзьями в футбол сыграл.
Информативно, ничего не скажешь. И вывод можно сделать только один: либо я совсем не умею читать между строк, либо мой брат слишком завуалировал свое предупреждение об отсутствии мебели…
– Не возвращаться же теперь, – Ярослав беспечно пожимает плечами и быстро ретируется на улицу, небрежно кидая пакет с помидорами на скамью. Отлично… Вот вам и прощальный пикник с семьей. Никаких посиделок за одним столом, ностальгических разговоров о прошлом и обмена планами на будущее. Только зеленая трава и горемычная лавка, на опасно разъехавшихся в сторону ножках.
– Романтика, – и если бы не смешок за спиной и шлейф мужского парфюма, смешавшегося с запахом сигарет, я бы наверняка расклеилась. В сотый раз убедилась в своем невезении и свернула бы лагерь, торопливо запихнув в машину неугомонных детей и чертов шашлык, который теперь вряд ли полезет в горло.
– Видимо, ночевка отменяется?
– Похоже, – выдаю с толикой грусти в голосе и пинаю кроссовкой дырявый футбольный мяч. Я его помню – сама покупала Рыжему на день рождения, едва ли не год откладывая копеечки, что изредка клала в мою ладошку бабуля. Не выходит у меня прощаться по правилам. Не дано, и даже пытаться было глупо. Видимо, суждено уходить по-английски, без объятий и обещаний о скорой встрече.
– Юль, они всего лишь дети. Уверен, им плевать, есть ли здесь мебель и одеяла. Им и на природе неплохо…
– Надеюсь, – киваю и разворачиваюсь к Бирюкову, до ломоты в пальцах мечтая обвить руками его талию. Впрочем, я ведь имею право? Пока… И эта чертова обреченность лишь подстегивает сделать шаг навстречу к водителю.
– Можем разбить палатку, – предлагает, зарываясь носом в мои волосы, а я не сдерживаю улыбки, опуская ладони в задние карманы мужских джинсов. Глупый, у нас ее нет.
– Или спать под открытым?– и просто целоваться, пока я не выбьюсь из сил и не перестану бояться набега рецидивистов на наш пионерлагерь. Тяну носом его аромат и слабо прикусываю солоноватую от зноя кожа на его шее. Когда все это закончиться, как я буду жить? – Согласен отгонять от меня комаров?
– Для меня это слишком, – произносит тихо, и прежде чем на пороге появляется Айгуль, бегло касается моих губ.
– Развлекайтесь.
Конечно. Еще бы придумать как…
– А мы на озеро пойдем? – подает голос главная скромница нашего семейства и уже
– Конечно, – поднимаю мяч и протягиваю свободную ладошку младшей сестре, терпеливо ожидая ответного жеста. – Пока мужчины займутся мясом.
– И Артур с Богданом?
– У них отвод, – улыбаюсь, с трудом представляя, чем они смогут помочь Бирюкову, и ласково глажу пальцем девичье запястье. – Так что пошли-ка, найдем их. И Ленку, если, конечно, простуда окончательно не свалила ее с ног.
Глава 38
Наверное, я слишком драматизирую. Не все мои детские воспоминания отдают налетом печали… К примеру, когда мне исполнилось четырнадцать, на вечно впахивающую в поте лица Лиду что-то нашло. Уж не знаю что это: метеоритные бури, солнечный удар или желание предстать перед своим восточным женихом в лучшем свете, но в то лето мне устроили настоящий праздник. На этом самом озере, вода в котором, как парное молоко… Накрыли стол старой душевой шторкой, раздобытой в коробках с хламом, наполнили салатники свежими фруктами, специально для меня приобрели торт в местной булочной и для пущего эффекта привязали к моему стулу пять воздушных шаров.
Не сказать, что свой идеальный праздник я представляла именно так, ведь три азербайджанца и покусанная комарами зареванная Ленка совсем не вписывались в эту картину, но не порадоваться не могла – рыночные торговцы оказались довольно щедрыми гостями и несколько мятых купюр грели мою душу сквозь тонкую ткань праздничной блузки. Я сияла.
Сейчас же мне кажется, что счастье мое было неполным, и если когда-то я и буду вспоминать об этом берегу, поросшем травой и сгнившими у корней кустарниками, то вовсе не из-за Киевского торта и парочки соток, которые вечером забрала мать, уверяя, что отдаст с ближайшей зарплаты. А из-за семьи, которая сейчас кажется мне вполне нормальной.
– Я здесь еще не была, – этим местом невозможно не восхищаться, поэтому и не удивляюсь, замечая восторженный блеск детских глаз. Хлопаю рукой по старенькому покрывалу и поправляю хвостики на голове усевшейся рядом Айгуль. Она же любуется водной гладью и не решается поднять головы, явно чувствуя себя некомфортно от моих прикосновений.
– Была, просто не помнишь. Я качала тебя на тех качелях, – указываю в сторону деревьев и только сейчас осознаю, что тоскую по тем временам, когда могла обнимать девчонку без страха, что она отпрянет и покрутит пальцем у виска. Впрочем, в ее случае это невозможно – скорее испугается до смерти и убежит, так и не решившись ответить взаимностью.
– А там, – тычу пальцем в поросшую осокой тропинку, – мы собирали цветы. Я плела тебе венки.
Из одуванчиков, а трехлетняя улыбчивая девчушка с важным видом разгуливала по небольшой полянке, воображая себя принцессой. Где теперь это все? И если хоть что-то осталось, как это из нее достать? Улыбку, беззаботность, смелость, в конце концов?
– Правда? Я не помню. Мне Ярик про озеро рассказал. Сказал, что разрешит искупаться, если я помою за него посуду.
Вот ушлый! А я еще гадала, почему жир на тарелках остался!