Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
– Уберите это дерьмо, – приказал солдат.
– Есть, – ответил караульный.
– Какой плохой материал. С такими товарищами к изобилию не прийти, – разочарованно говорил мужичок.
Проходя плац, Власов увидел ту самую бабу. Она висела повешенной. Её стеклянный взгляд по-прежнему не выражал абсолютно ничего. Рядом с её шатающимся трупом на деревянный кол была насажена отрубленная голова того среднеазиата. В мыслях Михаила возникли орды хана Батыя. Подходя к бараку, к ним навстречу шел Кислый. Его левый глаз был забинтован, сквозь вату сочился гной. Нос был сломан. Он шел прихрамывая.
– Опа! Ёб твою мать! Ноль девятый. Какая встреча!
Кислый ринулся к Власову. Потом резко врезал ему
– Ну всё. Пиздец тебе, сука! Всё нахуй! Допрыгался блядь! – Кислый был в ярости.
Он попытался вмять в землю череп Власова, но вместо этого получил удар кнутом от солдата.
– Вы, блядь, что делаете нахуй?! – Кислый был в ярости. – Вы, мудачьё ёбанное знаете кто я такой нахуй?
– Михаил Власов был переведен в идеологический отряд, – сказал мужичок.
– Какой ещё, нахуй, Власов? Куда, бля?! Меня не ебёт. Ноль девятый останется здесь! Вы у меня ещё землю жрать будете, когда Малышок узнает.
– Хавальник завалил, выродок! – приказал солдат.
– Заебал, – сказал другой, потом достал маузер и выстрелил Кислому в ногу.
– АААААА!! Сука!! – Кислый повалился на холодную землю. – Пацаны! Суки! Суки! Наших бьют! Помогите! Суки!
Помощи не последовало. Солдат выстрелил в другую ногу.
– А, бля! Падла! Падла!
Мужичек помог Власову подняться.
– Сука. Аааааа! Бля! Сука!
Солдат склонился над Кислым, всадил ему несколько пуль в живот, а потом по пули в каждую руку.
– Выродки! Вы, блядь, вы, нахуй, Суки! Суки! Падла! – Кислый орал.
– Только посмотрите на этих людей, – мужичек обращался к Власову. – Совсем даже не отдают себе отсчета в том, что они делают. Очень плохой материал. Урки. Что с них возьмёшь?
Солдат забивал Кислого кнутом. После пары серий ударов он превратился в стонущий трепыхающийся красный комок.
– Пристрели его, – сказал солдат другому.
– Не. Пусть помучается. Гнида зековская. Всё равно ему тут никакие доктора не помогут, – ответил солдат.
Власова отвели в барак. Мужичек приставил к нему солдат, после чего удалился на какое-то время. Вернулся он с пачкой бумаг.
– Всё согласовано. Пойдёмте.
Идеологический отряд располагался в казарме возле плаца. Вдобавок к месту Власов получил угол в мелкой комнатушке, где помимо него было ещё три человека. Все они были похожи на сильно пьющих провинциальных интеллигентов. Первым делом после оформления в новое жильё Власов пошел мыться. Он мог пользоваться общей душевой как член отряда. Власов взглянул на себя в зеркале умывальника. Он был худым скрюченным униженным человеком с разбитым лицом, на котором сохранялась запёкшаяся кровь разбитого носа. Передние зубы Власова шатались и были на гране выпадения. Его ноги превратились в гнойные язвы, в которые стучалась гангрена. Внутренне Власов был подавлен и безволен. Цепляния за жизнь не было. Но был огромный страх перед этой системой, которая по неизвестной ему причине могла возвысить его или превратить в перемолотую костяную труху, которая смешавшись с бетоном, навеки станет частью ГЭС.
Теперь у Михаила был новый род занятий. Из трудового отряда его перевели в идеологический отряд. Лагерный быт изменился. Он получил допуск в столовую для персонала идеологических отрядов, где еда была гораздо качественнее, чем даже в ангаре первого Лагеря. Отчего Власов был в не себя от счастья. Первым заданием Михаила в идеологическом отряде было освещение выборов в лагерный партком. Председателем парткома был несменяемый некто товарищ Ежовский. Как объяснил Власову его начальник, Ежовский был личностью почти мифической. Его мало кто видел живьем. На партсобрания он не являлся и присутствовал только на плакатах, пылящихся на складе. Власов справился с заданием играючи.
“Вот уже в который раз сплочённый коллектив парткома Лагеря голосует за товарища Ежовского. За все годы под мудрым руководством Ежовского выросла производительность труда. Трудящиеся постепенно шаг за шагом улучшали условия жизни, труда и быта. Да. Были трудности. Но ценой нечеловеческих усилий всех трудящихся препятствия успешно преодолеваются из года в год. Работа по перековки вчерашних преступников и отщепенцев нуждается в стабильности. Коллектив не терпит никаких разбродов и шатаний. Поэтому все члены парткома Лагеря единогласно голосуют за товарища Ежовского.
Но как голосует?
Бросив отпуск, товарищ Щербицкий первым занял очередь у избирательного участка за двенадцать часов до голосования. Вот она – предусмотрительность! Товарищ Шелепин бросил свадьбу собственной дочери, чтобы присутствовать на голосовании. Вот она – истинная любовь к народу и Партии! Товарищ Суслов на костылях со сломанной ногой прибежал к участку. Вот он – партийный дух! Но и другие члены парткома не ударили в грязь лицом и сделали свой выбор с чувством долга и ответственности перед народом и Партией. Чтобы любимая страна наша крепла, а народ наш процветал. Верной дорогой коллектив Лагеря идёт к изобилию путем, продиктованным генеральной линией нашей Партии!“
Естественно, что вся эта статья целиком состояла из вранья. Не было не только товарища Ежовского, но и всех остальных товарищей. Но как тогда управлялся Лагерь? Власов часто задавал себе этот вопрос. Лагерь управлялся сам по себе, словно это был одновременно кафкианский Замок и кафкианская пыточная машина.
Следующим заданием для Власова была статья с оправданием тирании Ивана Грозного. Он сидел в тесном кабинете с шатающимся письменным столом и писал на коричневатой бумаге плохого качества текст. Он писал статью с легким сердцем. Ведь, в конце концов, это было давно, а сейчас никто уже об этом не вспоминает. Так опричнина вместо кровавого ужаса, которым она являлась, стала: “попыткой Государя преодолеть пагубные индивидуалистические тенденции в народе и вернуть народ к идеалам соборности и народничества”. Оказывается, Грозный не был ярко выраженным садистом ведь: “большинства его кровавых выходок не существовало, они были придуманы английской разведкой и вписаны в архивы во времена Екатерины Великой, чтобы очернить русскую историю”. Михаил нашел множество английских, польских и всяких других заговоров в деятельности воевод армии Грозного. И вообще: “Государь казнил воевод не, потому что сошел с ума, а потому что у него были на это веские основания”. В сумасшествии Грозного тоже было не всё ясно. Михаил вроде бы нашел там польский след: “Государя намеренно травил галлюциногенными травами польский посол”. В общем, статьи Власова производили на начальство очень хорошее впечатление.
Вскоре Михаила повысили и отправили в некое другое исправительное учреждение. Власову выдали паек, состоящий из двух банок тушенки, воды и чекушки водки. И посадили в товарный вагон длинного поезда. Из одежды на нём был зелёный ватник, штаны с начесом и шапка-ушанка. Посадка была долгой, Михаил открыл банку тушенки и медленно с чувством насыщения поглощал её, запивая водкой, которая разливалась по его телу теплым усыпляющим потоком. В его вагон так никого и не погрузили, но Власов всё равно по привычке спрятал вторую банку в штаны. Поезд тронулся. Лагерь провожал Власова синим небом, черными звёздами и ощущением тоскливого холода. Михаил сел на пол, опершись на стену и постепенно уснул, глядя на мир сквозь распахнутую дверь вагона.