Нурсолтан
Шрифт:
Глава 5
А вскоре солтану Менгли прибыло нежданное известие из Казани. Письмо было от мурзы Хусаина, который гостил у сестры. Сердце солтана забилось, когда он дошёл до строк о Нурсолтан. Мурза Хусаин сообщал, что его любимая сестра овдовела и волею Аллаха спустя четыре месяца будет свободна для новых брачных уз. Весь мир перевернулся в тот миг в глазах Менгли. Как одержимый, перепрыгивая через ступеньки, он бросился искать Эсфан-оглана. Верного соратника солтан отыскал на обширном дворе, где тот обучал молодых воинов стрельбе из лука.
– Эсфан-оглан!
Менгли с трудом заставил себя замедлить шаг, чтобы не выглядеть смешным в глазах воинов. Они и так во все глаза уставились на своего господина, такого взволнованного голоса не слышали у него никогда.
– Эсфан-оглан, срочно готовьте посольство! Оно должно выехать завтра же,
Оглан, обманутый счастливым блеском глаз своего господина, обрадованно спросил:
– Что-то случилось в Кырк-Ёре? Посольство отправляется в Крым?
– Нет, Эсфан-оглан, посольство поедет в Казань. Я хочу просить у Земли Казанской в жёны вдовствующую ханум Нурсолтан. Собери самых верных людей, а во главе пусть едет Мазоф-бек.
Он ещё отдавал попутные распоряжения, но Эсфан-оглан не слышал его. С немым укором старый воин глядел на любимого господина. «Опять эта женщина! – горькой мыслью пронеслось в голове. – Солтан просто одержим ею, и это сейчас, когда он должен думать только о крымском троне. Что же будет, когда её привезут в замок Троки? Не уйдёт ли молодой солтан с головой в любовные игры, забыв обо всём на свете?!» Эсфан-оглан за свою долгую жизнь перевидал немало несчастных мужчин, смертельно раненых женщинами. О, эти женщины! Их взгляды и слова острей кинжалов! Любовь к этим порождениям Иблиса разъедает душу и сердца правоверных мусульман. Эсфан-оглан ненавидел весь женский род. Он считал, что женщины делают мужчин слабыми, и тогда те начинают цепляться за женский подол, перестают быть настоящими воинами и живут своими тихими семейными радостями. Рождённый для битв и сражений, оглан не понимал иного назначения мужчины. Его единственная жена умерла давно, как только родила сына Сармана. Оглан вырастил из мальчика настоящего воина, но десять лет назад потерял его на поле битвы в Ногайской степи. Эсфан-оглан не роптал на Всевышнего – сын ушёл из жизни, как уходят настоящие мужчины: с оружием в руках. Отныне семьёй оглана стал боевой конь и дорогая сабля в серебряных ножнах. Любовь к женщине никогда не посещала ожесточившееся сердце воина, он не мог понять чувств, овладевших сердцем своего господина. «Как прав был хан Хаджи, – думал Эсфан-оглан. – Неизведанная женщина может мучить воображение мужчины много лет, пока он не станет владеть ею. А потом она наскучит, как наскучили все другие женщины, как бы красивы они не были! Женщины, которые погрязли в мелких гаремных интригах, в бесконечных жалобах и борьбе за своего господина, становятся невыносимы! И этим непременно нужно воспользоваться». Эсфан-оглан вскинул голову, он прошёлся взглядом по узким, больше похожим на щели, окнам, где размещался гарем солтана. В одном из них мелькнуло белое женское лицо и едва удерживаемое слабой рукой яркое покрывало затрепетало на ветру. Эсфан-оглан не смог скрыть торжествующей улыбки. Сам Аллах подсказал ему верный ход. Младшая жена солтана – Михипир, вот на кого он поставит в этой игре! И тогда будет видно, как долго сможет царствовать ханум Нурсолтан в сердце потомка Гиреев.
– Вы меня не слушаете, Эсфан-оглан.
Голос Менгли-Гирея вывел оглана из лабиринта путаных мыслей.
– Мой господин, я думал о том, как лучше снарядить посольство. Дорога им предстоит трудная и долгая, а людей у нас немного. Думаю, в путь отправимся с полусотней воинов.
– Это ненадёжная охрана для госпожи!
– Но у нас мало людей, солтан, и вы это знаете. В любой момент вы здесь можете подвергнуться нападению воинов хана Нур-Девлета. Кто тогда защитит ваш гарем, ваших жён и наследников? К тому же не стоит беспокоиться о госпоже Нурсолтан. Казанцы не отправят свою ханум в дальний путь без должной охраны. Ей дадут сопровождение, достойное титулу. А сейчас я немедленно отправляюсь к Мазоф-беку исполнять ваши поручения. – Оглан почтительно поклонился и вскочил на коня.
Мазоф-бек со своими людьми проживал в одном из окрестных селений. Менгли-Гирей задумчивым взглядом проводил оглана, направлявшего своего коня к мощным воротам замка. Восторженное возбуждение, которое владело им с той минуты, как он прочёл послание мурзы Хусаина, спало, и солтан ощутил тревогу. Он с лёгкостью затеял это сватовство, как будто уже взошёл на крымский трон и стал могущественным повелителем. Но всё было иначе. В глазах казанцев и самой Нурсолтан он был всего лишь изгнанник. Что он может предложить казанской ханум, привыкшей к почёту и роскоши? Как можно быть уверенным в её любви, если их разделило время, власть и мужчина, которому она принадлежала? Какие перемены произошли в душе этой совсем незнакомой ему женщины, женщины, в какую превратилась робкая девочка из улуса знатного мангыта? Та девочка была влюблена в него, но что могло стать с хрупкими ростками той любви, когда она оказалась в роскоши казанского дворца, рядом с любящим мужчиной? Вопросы рвали на части его душу. Безумие! Всё, что он задумал, – это безумие. Он – просто мечтатель, поверивший в близость счастья, а счастье это – призрачная дымка, рассеявшаяся, как только он прикоснулся к ней.
Менгли обхватил плечи руками, взглядом отчаявшегося человека окинул грязный двор, окружённый холодными каменными стенами. По двору взад-вперёд сновали его подданные, занятые каждый своим делом. Одежда на людях потрепалась, и на лицах была написана озабоченность. Как далеки были эти лица от счастливых, довольных жизнью людей, проживающих под защитой могущественного господина! Он не может дать достойной жизни даже слугам, а возжелал привезти в этот каменный мешок красивейшую и знатнейшую женщину. С такими невесёлыми мыслями Менгли отправился в свои покои. Он очнулся лишь тогда, когда его руки плотно закрыли массивную дубовую дверь, отделили его от всего мира. Руки сами нашли гладкую бумагу свитка. Менгли расправил письмо Хусаина, и глаза заскользили по строкам: «…волею Аллаха Всемогущего моя сестра потеряла своего супруга. Согласно законам шариата спустя четыре месяца Нурсолтан будет свободна для уз следующего брака. Спешу сообщить тебе об этом, мой друг!» Крымский солтан вскинул глаза, улыбка, словно дуновение капризного ветерка, коснулась уголков его губ. Он вновь недоверчиво пробежал по строчкам. Нет, он не ошибся, всё в письме мурзы Хусаина говорило о том, что Нурсолтан ждёт его сватовства. Мангыт не написал об этом прямо, но между строк явно читалось одно: «Она ждёт тебя, Менгли. Она тебя ждёт!»
– Я не отступлюсь, Нурсолтан! – Менгли разгладил рукой письмо Хусаина. – Для тебя я добуду крымский трон, для тебя я выстрою прекрасный дворец! Я создам великолепную оправу к твоей волшебной красоте. Никто не посмеет укорить меня в том, что из богатства и знатности я вверг тебя в нищету! Посмотри, Нурсолтан! – Он торопливо распахнул драгоценный ларец, стоявший на столе. – Посмотри, сколько здесь писем! Это написал бек из рода Яшлау, а это сам всемогущий беглербек Ширин. Они все поддерживают меня, они готовят переворот, и скоро Нур-Девлет будет убит или его вынудят бежать из Крыма. И тогда крымским ханом стану я! Его слуги станут моими слугами, подвластными моей руке! И клянусь тебе, я сделаю всё, чтобы удержаться на троне. Буду хитрей и изворотливей старого волка, буду мудрым и сильным, и добьюсь власти и могущества. И всё это положу к твоим ногам, любимая!
Солтан Менгли подошёл к окну, всматриваясь в дорогу, на которой вскоре должен был появиться Мазоф-бек. Он убедил себя в том, что до крымского трона ему остался один шаг. Теперь такой же уверенностью солтан должен был наполнить мысли своего посла, на которого возлагал самую важную миссию в своей жизни. Мазоф-бек должен был убедить казанский диван, что солтан Менгли-Гирей достойный претендент на руку вдовствующей ханум. И тогда дело оставалось за малым – за ответом самой Нурсолтан.
Глава 6
За спиной осторожно скрипнула дверь. Менгли-Гирей обернулся и нахмурился, когда в приоткрывшуюся щель скользнула женская рука, зазвеневшая десятком золотых браслетов. Дверь распахнулась шире, пропустила в покои закутанную в сиреневую шёлковую чадру женскую фигурку, принёсшую с собой аромат восточных благовоний.
– Что случилось, Михипир? Что за дело заставило тебя явиться ко мне без приглашения?
– Лишь из тоски по вам, повелитель души моей, осмеливаюсь нарушить ваше одиночество. – Женщина откинула чадру и, не отводя от солтана молящих глаз, подведённых сурьмой, опустилась на колени. – В этом замке так скучно и одиноко, а вы совсем забыли свою маленькую Михипир. Позвольте мне сегодня остаться с вами. Я помогу забыть все тревоги. Поверьте, я сумею справиться с вашей болью!
Михипир потянулась к рукам мужа, но только горячие губы женщины коснулись ладоней неподвижно стоявшего солтана, как Менгли-Гирей резко отдёрнул их. С трудом сдерживая гнев, солтан опустился на жёсткое сидение массивного кресла, крепко сжал потемневшие от времени подлокотники:
– Мне давно следовало поговорить с тобой, Михипир. Среди моих женщин ещё никогда не было такого капризного и избалованного существа, как ты! Глядя на тебя, можно подумать, что все османские женщины невоспитанны, безрассудны и никчёмны. Ты напоминаешь мне жадную до развлечений одалиску, которой всё равно, пригласит ли её господин на ночь или отдаст на забаву гостям!