Нужные вещи
Шрифт:
— Алан, я знаю, эта линия прослушивается, но ты поймешь меня. Как ты мог? Как ты только мог?
Что-то было знакомое в этом разговоре. Очень знакомое.
— Полли, я не понимаю тебя.
— Нет, ты наверняка все понимаешь. — Голос ее становился все глуше, все труднее было разобрать слова, и Алан понял, что если она не плачет, то очень скоро это случится. — Очень тяжело вдруг понять, что не знаешь человека, о котором думала, что знаешь все. Тяжело понять, что лицо, которое ты любила, всего лишь маска.
Что-то очень знакомое, и он теперь понял,
— Энни… — Он с ужасом услышал, как произнес это имя и запнулся.
— Полли, я не знаю, о чем ты говоришь, но…
— Нет, понимаешь! — закричала она. — Не говори, что не понимаешь, это ложь. Почему ты не дождался, пока я сама все тебе не расскажу, Алан? А если не мог дождаться, почему не спросил меня? Зачем действовал за моей спиной? Как ты только мог?
Он крепко зажмурил глаза, стараясь поймать хаотично пляшущие мысли, но это не помогло. Перед глазами внезапно всплыла отвратительная картина: Майк Хортон из «Джорнал-Реджистер» склонился над газетным сканнером и ожесточенно стенографирует в блокноте.
— Я не знаю, в чем ты меня подозреваешь, но наверняка ошибаешься. Давай встретимся, поговорим…
— Нет, я не думаю, что в состоянии тебя сейчас видеть, Алан.
— Ничего подобного. Ты в состоянии, и мы поговорим обязательно. Я…
Но в этот момент в их разговор вмешался голос Генри Пейтона, вмешался мысленно, в памяти Алана. «Почему бы тебе не поговорить с ним теперь же, немедленно? Пока этот тип не задергался и не отправился навестить своих дальних родственников в Драй Хамп, Южная Дакота?».
— Что ты? — спрашивала Полли. — Что ты?
— Я просто кое-что вспомнил, — сдержанно произнес Алан.
— Неужели? Ты вспомнил о письме, которое писал в сентябре? Письмо в Сан-Франциско?
— Я не возьму в толк, о чем ты, Полли, Я не могу прийти немедленно, потому что… потому что тут недоразумение. Но позже…
Слова, которые произносила Полли, перемежались со всхлипами, и было очень трудно их разобрать, но он разбирал.
— Неужели ты не понимаешь. Алан? Позже уже ничего не будет. Уже никогда ничего не будет. Ты…
— Полли, прошу тебя…
— Нет, оставь меня в покое, ты, лицемерный, лживый сукин сын.
Щелчок.
И снова Алан слушал гудки освободившейся телефонной линии. Он огляделся по сторонам, по-прежнему стоя на углу улиц Школьной и Мейн с видом человека, который не знает где находится и не понимает как сюда попал. В глазах у него поселилась такая муть, какая возникает в последние несколько минут боя у боксеров — вот-вот колени подогнутся и они упадут на ринг для того, чтобы заснуть
— Эээ… Шериф? — Это была Шейла, и по ее напряженному тону он понял, что она держала ушки на макушке во время его разговора с Полли.
— Алан? Ты еще там?
Он почувствовал непреодолимое желание вырвать микрофон из розетки и швырнуть в придорожные кусты. А потом уехать. Куда-нибудь. Просто перестать обо всем думать и ехать навстречу солнцу.
Но вместо этого он собрал все силы и подумал о Святоше Хью. Вот что его теперь должно волновать, потому что, вполне вероятно, именно Хью стал причиной смерти двух женщин. Его первоочередная проблема — Хью, а не Полли… И поняв это, он почувствовал большое облегчение. Он нажал кнопку передатчика.
— Я слушаю, Шейла. Десять-четыре.
— Алан… кажется, я потеряла связь с Полли… я не хотела подслушивать, но…
— Все в порядке, Шейла. Мы закончили. — Что-то было неприятное в этом слове, но он не желал сейчас задумываться. — Кто рядом с тобой? Десять— четыре.
— Джон на охоте, — сообщила Шейла, явно обрадовавшись перемене темы разговора. — Клат на дежурстве. Неподалеку от Касл Вью, судя по последнему десять-двадцать.
— Ладно. — Лицо Полли, искаженное гневом, попыталось пробраться к его сознанию, но Алан не пустил его и сконцентрировался на Хью Присте. Несколько страшных секунд он не видел ни одного лица, только зияющую чернотой пустоту.
— Алан? Ты меня слышишь? Десять-четыре?
— Да. Не оглох еще. Соединись с Клатом и скажи, чтобы он подъехал к дому Хью Приста, это в конце Касл Хилл Роуд. Он знает где. Думаю, Хью на работе, но если вдруг у него выходной, пусть Клат прихватит его в контору для разговора. Десять-четыре?
— Десять-четыре, Алан.
— Предупреди его, чтобы действовал с осторожностью. Скажи, что Хью надо допросить по делу о смерти Нетти Кобб и Вильмы Ержик. Остальное он додумает сам. Десять-четыре.
— О! — Шейла была возбуждена и обеспокоена. — Десять-четыре, шериф.
— Я сам поеду в гараж, надеюсь перехватить Хью там. Десять-сорок. Все. Конец связи.
Кладя на место микрофон (ему казалось, что он его года четыре из рук не выпускал), Алан подумал: «Если бы я сказал Полли все то, что только что сказал Шейле, ситуация могла теперь казаться не такой омерзительной».
А может быть и наоборот — как сказать наверняка, если вообще не понимаешь, в чем эта ситуация состоит? Полли обвинила его во лжи… лицемерии. Это говорит о многом и ни о чем конкретно. Кроме того, было еще кое-что. Сказать, в чем дело, диспетчеру и предупредить, что человек, до которого они должны теперь добраться, может быть опасен — одно дело. А сказать то же самое своей любимой женщине, да еще по открытой радиотелефонной линии связи — совершенно другое. Он поступил правильно и знал это.