Няка
Шрифт:
– Ничего не знаю. Может, ты и не выходила никуда.
– Как же, а свидание с Митей?
– Митя? – Рыкова вскочила с табуретки, озаренная новой идеей. – Ну-ка давай в подробностях рассказывай мне про своего прынца.
– Он сказочно, неимоверно прекрасен, – мечтательным голосом произнесла Криворучко.
– Тут не вечер воспоминаний старых дев. Детали, красава, детали. Какие у него волосы? Глаза? Во что он был одет?
Эти простейшие, казалось бы, вопросы заставили Криворучко сильно задуматься.
– Ну, какие у него глаза? –
– Зин, я не помню…
– Вот она, современная молодежь! Идут на свидание, даже не заглянув в глаза любимому человеку.
– Я заглядывала… я просто глаз не могла оторвать… и не помню ничего.
– Ну а волосы у него какие, помнишь?
Криворучко распахнула глаза еще шире. Похоже, она была в шоке от себя самой.
– Ну, ну? – напирала Рыкова. – Черные? Русые? Рыжеватые? Каштановые? Льняные? Пышные? Прилизанные? Кудрявые? Неужели тоже не обратила внимания? Однако ж, какая ты, красава, всеядная. Тебе, похоже, любой сойдет. Ну, теперь мне совершенно ясно, что никакой выдающейся красотой там и не пахло.
– Я клянусь… он очень красивый, – сбивчиво заговорила Криворучко. – За таким някой я пошла бы на край света. Я всю ночь представляла, как он наклоняется ко мне и нежно-нежно целует в губы, – и Оксана потянулась руками вверх.
Зинка щелкнула пальцами:
– Ну-ка, дубль два сценки «Нежный поцелуй».
Криворучко послушно подняла руки, воображая, как обнимает красавчика за шею.
– Стоим так, не двигаемся, не дышим, – Рыкова что-то прикидывала. – Ну что, 180–182 сантиметра в нем, пожалуй, есть… Снято! Шагом марш чистить картошку!
И, уставившись мимо Криворучко, она закурила. В голову лезли мысли, одна другой интереснее.
Как ни хорохорилась Рыкова перед коллегами, но после угроз Гольцева идти в клуб ей совершенно не хотелось. Но, во-первых, надо продолжать расследование. И, во-вторых, уже середина марта, а она не похудела ни на кило. И даже, страшно сказать, поднабрала еще.
В клубе она решительным шагом подошла к Казаринову:
– Сегодня я даю тебе последний шанс исправиться. Или до конца недели я худею на один килограмм, или ты ищешь новое место работы…
Однако на тренера эти слова не произвели никакого впечатления. Зинке стало очевидно, что он нисколько не боится репрессий.
– Не советую вести себя так заносчиво, – заявила она. – Ты кто? Обслуга. Вот и делай, что тебе хозяева приказали.
– Я не обслуга, а высоквалифицированный работник физической культуры с высшим медицинским образованием, – насмешливо отвечал тренер. – Но хозяин действительно отдал мне кое-какое распоряжение. А именно – игнорировать тебя. Что я с удовольствием и делаю.
И Кирилл отошел от нее.
– Ах вот как? – распрямив спину, Рыкова направилась в сторону Ядова. – Гоша, ты был прав, рекомендации этого самодовольного типа не стоят и ломаного гроша. Сожалею, что вовремя не сориентировалась, кто есть кто, и потратила время на дилетанта…
– И я тоже сожалею, – отвечал ей Ядов. – Но мне запрещено с тобой заниматься.
– Как? Я готова сейчас же оплатить десять персоналок. У меня серьезные намерения.
Ядов алчно сглотнул слюну, но быстро справился с волнением:
– Извини, не могу. Чтобы сюда устроиться, знаешь, какой я конкурс выдержал?
Совершенно растерявшись, Рыкова решила обдумать ситуацию в кафе.
– Фитнес-картошку и эклер-лайт, – надменно бросила она официантке.
– Извините, у нас сейчас перерыв. По графику кварцевание.
– Какое еще кварцевание? Мы, кажется, не в операционной.
– Прошу прощения, но это предписание Росздравнадзора.
Тут за спиной у Зины раздались знакомые вздохи и постанывания. К стойке приближалась Катя Стражнецкая.
– Мне безуглеводную корзиночку, – жеманно, как всегда, сказала она барменше.
– И ваш любимый кофе для похудения со сливками-нонкалорин? – подхватила та.
– Пожалуй. И еще вон ту обезжиренную ножку, – и она указала на копченый окорочок с лоснящейся поджаристой корочкой и пояснила Зине: – Всегда беру курицу, в ней практически нет калорий.
– Постойте, а как же перерыв на кварцевание? – громко спросила Рыкова. – Или вы бессовестно ввели меня в заблуждение?
– Извините, но я не могу вас обслужить, – смутилась барменша. – Директор внес вас в черный список. Если я продам вам хоть кусок хлеба, меня уволят.
– Кать, ты видишь, каким гонениям подвергается представитель независимой прессы! – возмутилась Рыкова. – Я единственная в этом городе осмелилась написать о творящихся здесь беззакониях, и вот – пожалуйста! Обслуга воротит от меня морду и отказывает в глотке воды…
– Возьми мой кофе, я себе еще закажу, – предложила Катюшка.
– После того, что я сейчас услышала, я ни куска не съем в этом заведении. Отравят еще! – и Рыкова стремительно покинула кафе.
На душе у нее было гадко. С большим удовольствием она бы сейчас хлопнула дверью клуба, чтобы никогда ее больше не открывать. Но разве можно показать, что ты расстроена, сломлена, когда на тебя смотрят десятки злорадных глаз? Так, по крайней мере, казалось Зине. Чтобы справиться с гневом, она впервые за все время прошагала по дорожке двадцать минут и остановилась лишь тогда, когда пот стал заливать ей лоб.
Но что делать дальше? Она понятия не имеет, какой тренажер для чего предназачен. А ей нужно провести в зале хотя бы полчаса, чтобы доказать этим холопам-тренерам, что она прекрасно обходится и без их услуг. В конце концов, она сейчас любого спросит, и ей все объяснят в лучшем виде. Вон, кажется, знающий человек.
И она направилась к габаритному дяде, который только что улегся на скамью и взялся за гриф, под тяжестью «блинов» слегка выгнувшийся дугой. Зина возникла над ним аккурат в тот момент, когда он с громким выдохом выжал штангу вверх.