Няка
Шрифт:
– Случайно? Как ты наивен, Миша. Ты даже не представляешь, на что способны некоторые воротилы от большой политики…
– Большой политики?!
– Да, Миша, да. Менты считают, что моего друга отравили по заказу конкурирующих кандидатов.
Стражнецкий пришел в сознание лишь спустя полтора суток после того, как потерял его у Алины на пороге. Это произошло в тот момент, когда Катюшка вышла «подышать свежим воздухом» и пропала часа на три. Само собой получилось так, что Корикова оказалась первым человеком, кого увидел
– Ты? – слабо удивился он. – Это судьба… это знак…
Вместо ответа Алина взяла его за руку и вгляделась в его глаза.
– Что со мной? – Костик попытался привстать и осмотреться. – Я в больнице?
– Лежи спокойно. Ты немножко приболел, но уже идешь на поправку.
При этих словах на глазах у нее выступили слезы: буквально полчаса назад она разговаривала с завотделением, и он сказал, что лабораторные показатели ухудшились. Судя по всему, яд вовсю хозяйничал в костином теле, отвоевывая все новые сферы влияния.
– Ты плачешь? Что-то случилось? Как я сюда попал? Какой сегодня день недели? – Стражнецкий засыпал ее вопросами.
– Тихо, тихо, – Алина погладила его по лбу. – Не думай ни о чем.
– Но почему ты здесь?
– Потому что, – ответила Алина и отвела взгляд.
– Я был уверен, что давно безразличен тебе. Но теперь…Значит, ты меня простила?
– Я позову врача, – и Алина вышла.
Ее не было каких-то семь минут, но, когда она вернулась с доктором, навстречу ей из палаты выскочила Катюшка. Она давилась рыданиями.
– Что ты ему наговорила, пока меня не было? – набросилась она на Корикову, впервые назвав ее на «ты». – Он не желает меня видеть! Шлет на три буквы! Меня, законную жену, мать его детей!
– Кать, все будет нормально, он сейчас просто не понимает ничего, – попыталась утешить ее Алина.
– Ничего не понимает?! Какая ты хитрая, изворотливая змея! – отбросила ее руки Катюшка. – Лицемерная святоша! Хочешь придти на готовенькое? Я запрещаю тебе приближаться к моему мужу!
– Девушка, успокойтесь, – устало заметил Стражнецкой доктор. – Если вы не прекратите устраивать тут истерики, я закрою вам доступ в отделение. И… давайте считаться и с желаниями пациента. Если он не хочет вас видеть – сидите в коридоре и ждите, когда позовет. А лучше езжайте домой. Когда он скажет о вас, мы тут же позвоним.
Пыхтя, вздыхая и постанывая, Катюшка еще минут двадцать просидела в коридоре, после чего, вполголоса пообщавшись с кем-то по мобильнику, покинула отделение. Судя по всему, у нее намечался девичник в кругу двух-трех подруг из «высшего общества».
Алина следила за Костиком через щелочку в двери. Она решилась зайти в палату, лишь когда за окном стемнело, и по мерному дыханию больного она поняла, что он уснул. На цыпочках приблизившись к кровати, она опустилась на стул, как вдруг Костик открыл глаза и схватил ее за руку. Алина слабо запротестовала.
– Ты спасла мою репутацию, – горячо заговорил он. – Я нажрался как свинья и валялся бы под забором…
– Ты помнишь, что пил? – осторожно поинтересовалась Алина.
– Да много чего. Шампанское со свитой декана, коньяк с девчонками, вискарь с каким-то парнем, потом, кажется, опять коньяк… это после того, как мы подрались с тем белобрысым, с которым пили вискарь…потом…
– Вечер удался, – улыбнулась Алина в сторону. – А скажи, грибы ты ел какие-нибудь?
– Алин, разве ты не в курсе, что я вообще не ем грибы? Ты уже забыла, как мы у вас на корпоративе сцепились с Филатовым из-за маринованных рыжиков. Он настаивал, чтобы я закусил ими, а когда я отказался, то он сказал, что я его не уважаю и за это получу в морду.
– Точно-точно, как я могла об этом забыть, – улыбнулась Корикова, вспоминая события семилетней давности. – Но как же тогда ты мог съесть пурпурную синявку?
– Я съел пурпурную синявку? – изумился Костик. – Этого не может быть.
– Вспоминай, вспоминай. С чем был мясной рулет на банкете? Начинка из грибов, наверно?
– Да я бы не притронулся к такому рулету.
– Ну тогда не знаю, – вздохнула Алина.
– А я знаю, – разгорячился Костик. – Все так хотели со мной выпить, а я из страха показаться высокомерным никому не отказывал. Вот и надрался в зюзю. Но сейчас мне уже лучше, и я поеду домой.
С этими словами он резво сел в кровати и откинул одеяло. Алина мельком глянула на его поджарое тело и отошла к окну.
– Э, а где мои вещи? Не могу же я ехать домой голым. Хоть бы трусы оставили…
– Ты никуда не поедешь, Кость.
– Но я чувствую себя вполне нормально. И мы с тобой сейчас где-нибудь отметим мое выздоровление, да? Мне нужно тебе кое-что сказать… Как я выгляжу? У тебя есть зеркальце? Нет? Ладно, я сейчас…
И он застучал босыми пятками по направлению к коридору. Алина не сдвинулась с места. В таком виде далеко он не уйдет, сейчас его сцапают и водворят в палату… Вдруг отделение огласил визг. Судя по громкости и разнообразию модуляций, визжало сразу несколько женщин.
– Господи, – пробормотала Алина и поспешила в коридор, – голого мужика, что ли, не видели?
Стражнецкий навзничь лежал на полу, а подле него с ваткой, смоченной в нашатыре, суетилась самая старшая из медсестер. Три молоденькие стояли поодаль, кидая на пациента опасливые и вместе с тем любопытные взгляды.
– Где догляд? Где уход? – заворчала на Корикову медсестра. – Почему вы позволили тяжелому больному самовольно покинуть палату? От вас никакого проку…
– Простите, пожалуйста. Я не смогла с ним справиться…
– А ну помогите мне. Кладите его руку себе на плечи… На счет «два» поднимаем и тащим…
Стражнецкий быстро пришел в сознание, но его состояние значительно ухудшилось.
– Алин, скажи честно, что со мной? – хрипло зашептал он. – Это свиной грипп?
– Нет, что ты, – попыталась улыбнуться Корикова. – Просто у тебя очень высокая температура.
– У меня губы ничего не чувствуют. Язык словно онемел. Что это?
– Это яд, Костя. Яд пурпурной синявки.
– Чепуха какая-то… Скажи правду: есть хоть один шанс, что я умру?