Няня для тирана
Шрифт:
— Я верю тебе, но все еще сожалею. Как на счет кофе и кино в качестве извинений?
Растягивает губы в широкую улыбку, легким движением утирает слезы и смотрит так, будто красивее меня никого не видел. А мою душу пронимает страх, что он смотрит на девушку позади, что это очередная шутка, чей-то спор.
— Не пью кофе, — голос злобный и строгий. Что-то внутри дрожит, когда на его лице появляется разочарование и растерянность, словно не понимает моего отказа. Улыбаюсь, искренне, впервые за два года и сжимаю его руку в своей. —
— Я не знала его до этого, не видела после.
Снег пластами ложиться на землю, заставляя постоянно отряхивать волосы. Коньки слушаются все меньше, и только Красавчик удерживает от падения на лед. Тихие слова и горячие дыхание опаляют кожу.
— Не вздумай упасть.
И такой же тихий ответ:
— С тобой — никогда.
Греет своими руками мои ладони, целует пальцы и смотрит голубыми глазами, обещая поддержу и помощь во всем. Сердце грохочет внутри, работая на грани. Впервые за долгое время зарождается надежда, что всё будет хорошо, и желание верить и доверять.
Вспышка. Другая локация, персонажи те же. Ну почему так много моментов, которых больше не вернуть?
— Пошли, — сильные руки стягивают с лежака, заставляя ступить на горячий песок. — Ты не можешь весь отпуск лежать с книгой.
— Оставь меня, я не хочу.
— Но ведь там буду я, — звучит как веский аргумент. На самом деле — единственный стоящий.
Кожа горит не от палящего солнца, а от его касаний. Легкий поцелуй в щеку выбивает из реальности, уносит. Переплетаю наши пальцы, целую в уголок губ и улыбаюсь, словно ничего не произошло.
Не сопротивляюсь, иду за ним, задаваясь вопросом. Он хотя бы подозревает, что я готова отправиться за ним куда угодно? Будь то бассейн, океан или ад.
— Просто разовый секс. Ну, собственно, чего ещё ждать от знакомства в клубе?
Поцелуями по шее, подушечками пальцев невесомо по коже. Биение сердца и блеск в глазах выдают мои чувства с головой. Жесткая хватка на запястьях, до синяком, до дрожи, до зависимости.
— Люблю, — как приговор слетает с зацелованных губ.
— Моя, — как печать, связывающая навсегда.
— Уходя утром из его квартиры даже не попрощалась. Ну, знаешь, легко пришло, легко ушло, что-то такое. Никаких чувств, никаких сожалений, забыла, как только закрыла за собой дверь.
Все рассказы о разбитом сердце — ложь. У меня не болит сердце, не болит душа, ничего. Просто разом перехотелось жить, просто лечь бы в сторонке и больше никогда не вставать.
А на лице улыбка, настолько фальшивая и широкая, что сводит скулы. Улыбаюсь, шучу, радуюсь за них, а в душе желание пойти и утонуть в озере за домом.
— Отдай его мне, прошу, — шепот в ночи, голос лучшей подруги, которая вдруг кажется чужой. — Я, кажется, люблю его. Ты ведь ничего к нему не чувствуешь, да?
И смотрит на меня, ждет, надеется, почти слышно: «Ну, скажи «да», пожалуйста, скажи». Она всегда говорила, что все будет хорошо и делала все, дабы это становилось правдой. Она впустила меня в свой дом, свою семью, свою жизнь. Она восстановила меня из пепла, учила первым шагам, целовала на ночь и сжимала ладонь во время панических атак. Что все это по сравнению с каким-то парнем?
— Он мой друг, ничего больше. Он твой.
Она обещала мне счастье и сама же отобрала его. В груди зияющая пустота, на лице притворное счастье. Потерять всех в одно мгновение — мой просчет.
— А потом поняла, что беременна, — усмехаюсь, старая не подать, насколько ранит каждое слово. — Ну не искать же мне его по всем клубам.
— Прости, — Клык выглядит действительно расстроенным, накрывает мою ладонь и долго смотрит.
Смотрю вниз, разглядываю трещинки на столе, с помощью фантазии дорисовывая их в причудливые картины. От этого рассказа (этих воспоминаний) давно не трясет, не накатывают слезы, не хочется орать. Просто еще одна рана на сердце, просто еще один шаг навстречу бездне. Кому какое дело.
— Почему Алексей? Так его звали? — мужчина словно хочет добить меня, сломать до конца. Когда предупреждал о войне, я думала о проделках, а не психологическим атакам.
— Да нет, просто очень нравится это имя, — ложь. Терпеть не могла это имя. Но удивительно, что человек, из-за которого я ненавидела это имя, спас мне жизнь в итоге. Впиваюсь ногтями в руку, не давая себе расклеится. — А имя того парня я даже не помню, поэтому зову его «К.», знаешь, как красавчик или козёл.
Я бы хотела вытравить его имя из своей памяти, но он слишком пробрался внутрь, в душу, мысли, чтобы так просто избавиться. Но называть его «К.» было безопасно.
Просто, легко, не оговоришься и не запутаешься во лжи. Даже Янчик, лучшая подруга, которая знала меня идеально, знала только эту историю. Я приняла решение пять лет назад и отступать было поздно.
— Тогда какое отчество ты дала Алеку? Не могла же ты просто написать «К»? Получается — Кевич, Кович, Кич…
— Александрович он! Пожалуйста, хватит расспросов касающихся сына. Я не люблю об этом говорить. Я тоже могу задавать сложные вопросы, от которых ты будешь не в восторге.
— Прости. Значит, он не знает о сыне? — голос Клыка звучит слишком громко, звоном отдается в ушах, сбивая с мысли.
— Что? — моргаю несколько раз, приходя в реальность, понимая, что с того времени утекло столько времени, а в душе болит, как от свежей раны. — А, да. Он не знает, что он отец моего ребёнка.
И это — единственная правда из всего рассказа.
Клык
Я всё утро думаю о вчерашнем разговоре. Совесть — блять, откуда она только у меня — грызёт изнутри, что не стоило спрашивать. Арина права, у каждого из нас есть такие вопросы, на которые нам сложно отвечать.