Ныряющие в темноту
Шрифт:
Чаттертон присматривался к раненым. Чаще всего он смотрел им в глаза, слушая инструкции врача о креслах-каталках и дыхательных трубках. Глаза пациентов, казалось, всегда были устремлены вдаль, как будто эти люди смотрели сквозь доктора. Чаттертону эти солдаты не напоминали героев из «Бригады легкой кавалерии». Они выглядели уязвленными, испуганными и одинокими. Но они были похожи на людей, которые знали нечто, чего не знал Чаттертон.
Шли месяцы, через отделение нейрохирургии проходили все новые и новые пациенты, и вопросы Чаттертона звучали все более настойчиво. Он поглощал газетные статьи, читал книги и искал собеседников, но все эти источники говорили только о политике. Они не могли объяснить, как мир мог дойти до всего этого. Он снова чувствовал, как тогда, на пляже, когда он был подростком, что ему все-таки придется пойти и увидеть самому.
Чаттертон стал говорить друзьям, что думает о переводе во Вьетнам. Их реакция была мгновенной и однозначной: «Ты спятил?!» Он обращался с просьбой к вышестоящим начальникам, но в ответ слышал, что служба в отделении нейрохирургии — одна из вершин солдатской карьеры. Он говорил им, что дело вовсе не в патриотизме или каком-то другом проявлении благородства: он просто хотел многое понять. Даже раненые уговаривали Чаттертона: «Не ходи, парень, это большая ошибка». Парализованный солдат твердил ему: «Оставайся здесь, отслужи свой срок и езжай домой. Я калека, но ты здоров, и ты должен уцелеть». Но Чаттертон подал рапорт о переводе. В июне 1970 года он был на борту самолета, направлявшегося в Чу Лай, Южный Вьетнам.
Чаттертон был приписан к 4 батальону 31 пехотной дивизии американской армии. После приземления ему приказали прибыть в батальонный медпункт на боевой позиции, недалеко от границы с Лаосом, место под кодовым названием Эл-Зи Уэст. Он прибыл на позицию поздним утром.
Примерно в полдень на позиции зазвонил телефон. Ответивший человек некоторое время молчал, потом пробормотал прямо в трубку: «Дерьмо». Вскоре все, кто был на позиции, зашевелились. Тыловой офицер вызвал Чаттертона: «Собирай вещи! Там при высадке из вертолета убили санитара. Займешь его место». Чаттертон не был уверен, что правильно расслышал, что сказал ему этот человек. Он сменял убитого санитара? Вертолет? Поле боя? Потом этот же человек начал рыдать, глаза его стали безумными, и этот взгляд Чаттертон видел у тех, кто переживал нервный срыв в японском госпитале.
Чаттертон стоял на месте, в то время как другие хватали оружие и снаряжение и обегали его странными зигзагами. Он не знал, куда идти и что делать. Минуту спустя, человек с нечесаными каштановыми волосами схватил его за руку и произнес: «Слушай, я тоже санитар. Я тебе помогу собраться». На вид санитару было года двадцать четыре. Он представился как Мышь. «Следуй за мной», — сказал Мышь.
Мышь привел Чаттертона к бункеру на огневой позиции. Пройдет несколько часов, прежде чем прибудет вертолет, чтобы доставить Чаттертона в джунгли. До этого Мышь обещал объяснить ему, что тут к чему. «Если хочешь, парень, мы можем поболтать, пока работаем», — сказал он.
В бункере Мышь набивал санитарную сумку Чаттертона полевыми медицинскими препаратами и инструментами: таблетки от малярии, тетрациклин, морфий, пластырь, ножницы, перевязочные пакеты. Он объяснял, как всем этим пользоваться в условиях джунглей — нелепые методы, но более быстрые, чем те, которым он научился в госпитале. Он одновременно говорил с Чаттертоном о Вьетнаме. «Ненавижу войну, — сказал Мышь. — Но я здесь. Я делаю для парней все, что могу. Я здесь, чтобы быть хорошим санитаром. Война не относится ко мне. Здесь быть хорошим санитаром — это моя жизнь».
Мышь маркировал таблетки от малярии и дизентерии, застегивал пряжки на снаряжении Чаттертона, советуя ему взять небольшую запасную санитарную сумку в дополнение к той, которую рядовые санитары считали достаточной. «Во время патрулирования, — говорил он Чаттертону, — отличный санитар держит свои медикаменты на случай травмы отдельно от всякой дряни от аллергии и колик в животе. Ты же не схватишь антигистамин, если кто-то получит пулю в голову. Ты отвечаешь за этих парней. Что до меня, то я всегда должен быть рядом с моими людьми. Единственное, что имеет значение, — это люди. Только они».
Чаттертон спросил Мышь о пистолете 45-го калибра, который висел у того на бедре: разве санитары не вооружаются лучше?
«Многие санитары таскают винтовки или автоматы, — сказал Мышь. — Единственная цель, с которой я ношу оружие, — это прикрыть парня, которого ранили. Я не хочу, чтобы противник прикончил парня, которому я помогаю, только из-за того, что я не вооружен. Но я не хочу носить наступательное оружие. Я не боец, я не беру с собой ничего мощного. Это вроде как символично. Это напоминает мне, зачем я здесь».
На два часа Чаттертон погрузился в философию Мыши. Мышь рассуждал о храбрости и преданности, во что Чаттертон верил и раньше, но о чем никогда не говорил вслух. На эти два часа Чаттертон забыл, что сегодня на ставку будет поставлена его жизнь.
Прибыл вертолет. Кто-то закричал: «Вперед!» Мышь помогал грузить ручные гранаты и пончо в вещевой мешок Чаттертона, а потом в последний раз проинструктировал, какой таблеткой что лечить. Чаттертон схватил каску и повесил на бедро кобуру с пистолетом 45-го калибра.
«Еще одна вещь, — сказал Мышь. — Неважно, что ты там будешь делать, но ты должен выжить. Тебе придется принимать решения. Если что-то произойдет, спроси себя: „Где я хочу оказаться через десять, двадцать лет? Как я буду относиться к этому решению, когда буду стариком?“ Вот вопросы для принятия важных решений».
Чаттертон кивнул и пожал руку Мыши, который оставался на позиции. Чаттертон думал о том, увидит ли он его когда-нибудь еще. Он сумел сказать только: «Спасибо, Мышь. Пока». После этого он забрался в вертолет и уселся на ящик с боеприпасами (никаких сидений или ремней безопасности), и машина поднялась в воздух, уходя за деревья и к солнцу, к настоящему Вьетнаму.
Вертолет выгрузил Чаттертона и несколько ящиков с припасами в джунгли, а затем снова растворился в небе. Чаттертону показалось, что прошла целая вечность, прежде чем послышалось шуршание за деревьями. Он повернулся на звук и увидел дюжину белых людей с грязными лицами, длинными волосами и всклокоченными бородами, мужчин, которые выходили из джунглей. Чаттертон подумал в первую минуту, что калифорнийская банда байкеров материализовалась во Вьетнаме. К нему приближались люди, одетые в разодранные футболки и штаны. Никто не носил каску, или бронежилет, или вообще какую-либо военную одежду. Они подходили ближе, и Чаттертону показалось, что у всех солдат одинаковое выражение лица — взгляд человека, который уже ничему не удивляется.