О бывшем наемнике и взрослой женщине

Бакулина Екатерина

— С кем?! Почему?!

— Не важно.

У меня даже замерло сердце.

Уже в ванной Итан скинул пиджак, потом рубашку, включил воду. Плеснул в лицо…

Алые потеки в раковине.

Мне страшно.

— С Альдаро? Ты ведь не убил его?

Итан плеснул в лицо еще раз, морщась, потер ладонями, глянул в зеркало на себя. Жуткое зрелище.

— Твой Альдаро не такой дурак, чтобы драться сам. Не с ним. С его людьми. До него добраться я не успел. Твой отец выгнал меня домой.

Со злостью, сквозь зубы.

Из носа до сих

пор капала кровь. Губа разбита… и содрана вся щека, словно его возили лицом обо что-то… И хуже всего, что мне его совсем не жаль. Так достало… Несдержанность, драки, пьянки… все это.

— Но почему, Итан?! — мне было так невыносимо жаль даже не его, а себя, я не могу так больше. — Так же нельзя! Даже если ты считаешь, что он не прав, то так же нельзя!

Решать споры кулаками — последнее дело.

— А как можно, Джу? — спросил он. — Если я считаю человека ублюдком, я пойду и скажу ему это в глаза. Если считаю, что он заслуживает смерти, я убью его. Я не умею строить хитрые планы, как бы разорить своего врага, подставить и довести до самоубийства. Не умею и не хочу!

Он взял полотенце. Вытер лицо, кровь с лица… как есть… пачкая все.

Потом пошел вниз. Достал из шкафа бутылку.

Мне хотелось разрыдаться, честное слово.

Я наорала на него тогда, устроила скандал. Он слушал, кивал и тихо пил, прямо из горла. Ему было плевать на то, что я думаю.

«Разорить врага» — да, я знаю, о чем он. Так было… Отец умел красиво сводить счеты. Чтобы все враги пожалели и прокляли тот день, когда родились, чтобы смерть казалась желанней жизни… А самому выйти сухим.

А Итан… Он не мог. Только прямо.

ГЛАВА 38. Фейерверки

Альденаер, кафе

Начало весны

Снег за окном. Такой мокрый, липкий полуснег-полудождь. Я впервые увидела столько снега в Альденаере, сначала радовалась даже, было интересно посмотреть, но потом… Холодно, сыро, ужасно, честно говоря. Говорят, дальше на севере снег сухой и чистый, накрывает землю белоснежным ковром, но здесь — эта холодная липкая дрянь красиво лежит разве что ночью, а утром превращается в грязную кашу под ногами.

— Два капучино с корицей, Джу! Черничный пирог и шоколадные рогалики.

Пирог и рогалики — это к Олту, но у него все готово, свежие рогалики он только-только достал из печи. А кофе я варю сама. Иногда Олт помогает мне, весь день на ногах — не так-то легко. Мой живот растет с каждым днем, осталось немного. Я чувствую себя неуклюжей гусыней, которая ходит вразвалку и даже туфли не всегда в состоянии сама надеть. Впрочем, врач говорит — все идет отлично, и я на редкость хорошо себя чувствую, для своего срока и своего возраста.

Кафе мы открыли три месяца назад и дела идут неплохо.

С допросами от меня отстали, помучили еще, наверно, месяц после того обморока,

потом вызывали еще несколько раз, но уже без былого рвения. Иногда мне казалось — им просто надоело, сколько можно мусолить одно и то же. Иногда… я не знала, что думать.

Я только надеялась, что он жив — остальное уже не важно.

Леффо велел ждать.

Я ждала, плакала, я проверяла письма каждое утро, я вздрагивала каждый раз, когда колокольчик звенел на двери. Да, каждый раз. Ждала. Потом просто устала ждать. Ничего не менялось. Закончилась осень, потом зима… долгая, темная, сырая зима в Альденаере.

Я так устала. Я старалась даже не думать о нем. Я сделала все, что могла.

Я даже ходила к самому императору. Раз в неделю, утром, есть приемные дни… Меня не пустили, конечно, не захотели слушать. А когда пришла в третий раз, то весьма однозначно намекнули, что если увидят снова, то это плохо для меня закончится.

Имею ли я право рисковать?

Я чувствовала, как ребенок толкается внутри… и это так удивительно.

Еще дважды, пока мой живот был не слишком заметен, Леффо приглашал меня в ресторан. Потом еще как-то заглядывал, но совсем ненадолго. «Пусть все уляжется, — говорил он. — Гратто жив, с ним все хорошо, не стоит беспокоиться. Сейчас просто нужно переждать».

Что мне еще оставалось.

Иногда мне казалось — просто преступление сидеть сложа руки, надо что-то предпринять, что-то сделать, попытаться помочь. Но я не знала, как подступиться. И что я могу против воли императора? Боялась сделать только хуже. Навлечь гнев.

Снег за окном.

Уже почти полдень, но только холодная серая муть.

— А меня Нито пригласил в парк погулять, там сегодня вечером фейерверки! — Дара радостно крутилась рядом. — Можно я уйду сегодня пораньше?

Отличная погода для прогулок! Но мне ли судить…

— Если посетителей будет не слишком много, — согласилась я. — И уйдешь не слишком рано, на час.

— Спасибо, Джу!

Дара юна и обворожительна. И я постоянно вижу несколько веселых парней, которые заходят к нам исключительно поболтать с ней, но Дара умудряется скармливать им по несколько кусков пирога, часто вчерашнего, не пропадать же ему, и несколько чашек кофе за раз. Ей сложно отказать. У нее огромные голубые глаза и ямочки на румяных щечках. Ей хочется праздника и любви, и парни готовы на все ради нее.

Глядя на нее — я чувствую себя такой старой…

Я даже специально просила ее называть меня по имени, а не «ти Сатоцци», да и с Альдаро больше не хочется иметь ничего общего. Я подумывала, не вернуть ли свою старую фамилию — Фа-ди-Иджант… но с документами будет много возни, какой смысл?

Дара улыбалась.

А этот Нито, младший сын жестянщика, тихий и скромный. У него вечно пусто в карманах, и он никогда не заходит пить кофе к нам, но он всегда встречает Дару после работы. И как-то я видела — помогает ей мыть посуду и столы.