О человеке и мироздании

Шевяков Георгий

Следует отметить, что наука, в полной мере используемая здесь, от философии отличается не тем, что ученые получают Нобелевские премии, а философы нет. И не тем, что ученые помогают людям жить, а философы ввергают их в напасти. Они отличаются тем, что философия объясняет этот мир, а наука нет. И потому какими бы достижениями не славилась наука, она никогда не превзойдет философию, как взгляд змеи, пусть и

лежащей на высокой скале, никогда не увидит большего, чем взгляд парящего орла просто потому, что каждый из них видит на расстоянии своего броска, продиктованного внутренней конституцией.

Очень часто мы принимаем многие предметы и мнения изначально заданными, не задумываясь об их действительной сути. Авторитет сказителя, толкователя, рассказчика заслоняет окружающий мир; и как шоры на глазах лошадей вынуждают их смотреть и идти туда, куда выгодно всаднику, так чужие мнения заграждают для нас действительность и ведут, увы, нередко, в пропасть. Даже на страницах этой книги, где многое, казалось бы, должно быть подвергнуто сомнению, мы принимаем на веру слова «разум», «сознание», не особенно вдумываясь в их смысл, в понимание того, что за ними стоит. А между тем в них одна из самых сокровенных тайн мироздания.

Достаточно вспомнить, что сознание – это нематериальное свойство материального объекта. До сих пор у всей материи до человека свойства были материальными. Физические тела обладают гравитацией и движением – и гравитация и движение доступны для измерения. Живые существа обладают свойством размножаться – была одна клетка, стало две, и это можно сосчитать; обладают свойством самостоятельно перемещаться – лошадь стояла здесь, убежала туда без применения силы извне, и это тоже оставляет след.

Ментальные свойства мозга – сознание и мышление – поймать, взвесить и измерить нельзя. Биологические процессы, результатом которых они являются, оставляют след в пространстве, и мы говорим об электрической и химической активности нейронов и отдельных областей мозга, об ауре своеобразного электромагнитного поля, окружающего его. У нас даже может появиться желание и возможность ассоциировать эти электрические токи и вызванные ими поля с нашей душой, тем более, что такое сравнение заманчиво, но оно и обманчиво: мы не можем поймать мысль в пространстве или в сплетении нейронов. Мы можем вызывать ее по своему желанию с помощью химических средств, вызвать состояние эйфории и галлюцинаций, но, вызвав ее, мы будем разговаривать исключительно с «я» индивида, так же как, вызвав галлюцинацию, это будет личностная галлюцинация. Сознание может раскрыться только самому себе и только в индивидуальном человеческом «я».

Так вот философия испокон веков относит сознание к идеальным свойствам материальных объектов и тем делит мир на две равно существующие стороны – материальную и идеальную. Для того стихийно сложившегося понимания действительности, которым пропитано естествознание, когда наши практические достижения материальны, идеальное – нечто вроде жупела или присказки, которая маячит вдалеке и не имеет отношения к космическим, биологическим и информационным технологиям, на которых естествознание в наши дни сосредоточено. Вся ограниченность и немощность наук заключается в том, что идеальное им не по зубам. И не отрицая его наличия, они, тем не менее, его используют, обходясь без его понимания. Вечный вопрос первичности материи или духа естествознание не тревожит.

Но он тревожит философию. Казалось бы, есть что-то унизительное в признании идеальности сознания, признании собственного бессилия. Может быть это действительно потустороннее свойство, хотя и выражающее материальные процессы. А может быть это проявление вето, наложенного природой, согласно которому самовосприятие, самоощущение себя каждым уровнем материи невозможно.

Как Солнце не ощущает себя сгустком плазмы, а лошадь не способна выбирать инстинкты, так мысль, наверное, не может распознать себя, и вынуждена говорить о своей возвышенности и познавать только то, что ниже ее на шкале развития.

Наш дух есть явление, действительная глубина которого не раскрыта, и в свете вечного развития вряд ли когда – нибудь будет раскрыта до конца. За те две тысячи лет, что мы стараемся себя понять, единственным нашим достижением явилось признание первопричины материи и вторичности духа для одной половины человечества, в то время как половина вторая осталась при прежнем противоположном мнении. Но каждая из них по своему и права и не права и вот почему.

Конец ознакомительного фрагмента.