О личной жизни забыть
Шрифт:
Наконец проскрипела дверь подъезда. Потрясенный и не совсем вменяемый вид Алекса изумил старосту. Она бросилась к нему.
– Ну как?! Рассказывай.
Он с недоумением посмотрел на нее, словно только сейчас вспомнив, что приехал сюда не один. Даниловна сообразила, что сейчас ей будет резкий ответ за назойливое любопытство и перевела стрелки на другое:
– А я решила бросить курить. Прямо с этой минуты. Смотри. – Она скомкала и выбросила полупустую пачку сигарет. С его стороны на это был ноль эмоций. – Тебя там что, наркотиками накачали? Э, очнись! – Она потрясла Алекса за плечо.
Он хмуро посмотрел на нее:
– Мне надо побыть одному. Хорошо?
– Одному? А ты точно в норме?
– Уйди. Ну, пожалуйста, уйди!
– Нас машина ждет, – напомнила она.
– Хорошо, – сердито бросил Копылов и быстро зашагал в сторону оставленной машины. Даниловна еле поспевала за ним.
18
Зацепин встретил его в прихожей. Вид у него был совсем не такой вальяжный как обычно. Все плохо, мгновенно понял Алекс.
– Проходи, – по-испански пригласил хозяин. От него исходил сильный запах алкоголя.
Они прошли вглубь квартиры. Любой россиянин обратил бы внимание на высокие потолки с лепниной, громоздкую старинную мебель, сверкающие повсюду хрустальные люстры и бра, для Алекса же все это выглядело весьма старомодно и заурядно.
В гостиной находился овальный обеденный стол, накрытый парадной скатертью. На нем была бутылка водки и нехитрая закуска из соленых огурцов, сыра и бутербродов с красной икрой. Еще на столе стоял портрет Исабель с черной лентой, прислоненный к вазе с четырьмя гвоздиками.
Алекс потерянно смотрел на портрет и все равно ждал объяснения.
– Сегодня сорок дней со смерти твоей мамы.
Петр сел за стол и налил две рюмки водки, третья рюмка с водкой стояла возле портрета.
Алекс сам удивился словам, которые вышли из него:
– Ее казнили?
Куратор отрицательно качнул головой.
– Она вскрыла себе в камере вены.
Зацепин жестом указал на второй стул. Алекс сел.
– Вы так мне и не привезли альбом с детскими фотографиями, – вспомнил вдруг Алекс.
– Ты особенно не настаивал, поэтому и не привозил. Ну что, помянем?
– Я пить не буду. Это вы во всем виноваты. Вы привезли им свою неудачу. – Алекс сказал это без всякого зла, просто как констатацию факта.
Петр на упрек не прореагировал. Медленно выпил рюмку, чтобы в полной мере почувствовать ее горечь и понюхал кусочек черного хлеба, лежащий перед ним на тарелке.
– А ведь я был влюблен в твою мать. Ладно, не хочешь пить, тогда смотри видео.
Куратор включил телевизор и видеоплейер. По экрану пошла рябь. Положив дистанционки на стол, Петр встал и вышел из гостиной.
На телеэкране появилось изображение Исабель на фоне какой-то неопределенной зеленой драпировки.
– «Если ты, Алекс, смотришь сейчас это видео, значит, со мной и папой случилось что-то очень плохое, – по-испански заговорила она. – Твое настоящее имя Александр Сергеевич Копылов. Ты русский и родился в России. Я понимаю, для тебя это открытие – большое потрясение. Но по-другому было никак нельзя. Мы с папой очень любили и любим тебя и не хотели с тобой разлучаться ни на один день. Я думаю, ты достойно выдержишь любые испытания. О нас с папой особенно не горюй, мы прожили самую яркую, самую интересную жизнь, какая была только возможна. И вообще не грусти о прошлом, а стремись в сверкающее будущее. Как только выучишь русский язык, шестая часть планеты будет у твоих ног. Мы с папой надеемся, что ты всегда будешь поступать по-гулливерски, а не по-лилипутски».
Исабель вдруг закрыла лицо ладонями.
– «Вот видишь, всегда умела держаться, а тут плачу. Люблю тебя, мой хороший. Мой самый лучший сын на свете. Сыночка моя», – последние слова она произнесла по-русски.
По экрану пошла рябь – запись закончилась.
В комнату заглянул Зацепин, подошел к окну и остановился там спиной к своему подопечному.
– Я могу взять эту кассету? – только и спросил Копылов.
– Нет. Но ты можешь взять ключ от этой квартиры и всегда сюда приезжать и смотреть ее здесь.
– Что было в том железном ящике?
– Откуда я знаю? Я отдал его еще там, в посольстве.
– Это было что-то важное?
– Кто же тебе это скажет? Наверное. Твоего отца, между прочим, наградили орденом Красной Звезды.
– А маму?
– Маму наградят чуть позже, – Петр сказал это почти машинально и тут же спохватился, как это двусмысленно прозвучало, мол, нужно еще узнать, как она вела себя на допросах.
– А почему она не смогла убежать? – Алекс спрашивал совершенно спокойно – слишком все уже успело в нем перегореть.
– Ее в лесу укусила змея, и она вынуждена была обратиться в больницу. Там ее и арестовали.
– А ее нельзя было как-то спасти или на кого-нибудь обменять?
– У нее был хороший адвокат и не было прямых улик, указывающих, что она стреляла, но присяжные все же признали ее виновной в неподчинении полиции. А потом уже видимо в тюрьме что-то случилось, что ей понадобилось вскрывать вены…
Часть вторая
1
Подполковник ГРУ Шелех, поблескивая сократовским лбом, наводил шмон в своем служебном кабинете: что-то мелко рвал, что-то засовывал в дипломат. Одетый в малоприметный костюм он был похож на рядового бухгалтера. Сидя на одном из стульев, что стояли в ряд у стены, Петр Зацепин удивленно смотрел на действия шефа. Не глядя на капитана, тоже как и все в их конторе одетого в гражданку, подполковник бросил:
– Скажи спасибо Ельцину, что ты за провал Копыловых отделался легким испугом. В другое время так бы с рук не сошло. У тебя, кстати, запасной аэродром подготовлен?
– Вы о чем, Нил Палыч? – по прошествии реабилитационного периода Петр уже позволял себе иногда подобные фамильярности.
– Ну так сокращение шагает по спецслужбам. Начали с генералов и полковников, скоро и до капитанов доберутся.
– Я как-то не думал об этом, – не совсем искренне признался Зацепин.
– А ты подумай. Сейчас коммерческие структуры нашего брата, знаешь, как растаскивают. А что, языками владеем, аналитический склад ума, кое-какие психологические навыки, не говоря о физической спецподготовке.