О моя дорогая, моя несравненная леди

Яшенин Дмитрий

– И вы, товарищ майор, полагаете, что с таким серьезным грузом они полезут прямо на нас?

– А ты, стало быть, полагаешь иначе?

– Ну да. Будь я на месте их командира, я бы отошел назад, к пакистанской границе, поняв, что напоролся на засаду. И сам целее будешь и груз тоже...

– Отошел бы, говоришь?
– переспросил я.
– Отошел бы, понимая, что здесь уже знают о тебе. И днем, наверняка, пройдутся по прилегающим горным проходам бомбовыми ударами. А к следующей ночи, наверняка, законопатят отрядами каждую тропинку в окрестности, после чего тебе останется

убираться восвояси не солоно хлебавши и искать новый маршрут?

– Ну...
– промычал радист.

– Вот то-то и оно, что - ну! Нет, теперь у них один выход - идти вперед до упора, надеясь смести нас с тропы и проскочить перевал до утра. Будь я на месте их командира, я бы положил...
– я остановился.
– если и не половину отряда, то треть-то уж наверняка лишь бы оказаться по сторону хребта прежде чем рассветет и шурави поднимут в воздух вертолеты. Нет, они пойдут здесь. Помяни мое слово, они будут прорываться именно здесь и еще до рассвета обрушат на нас все, что смогут пустить в ход, не опасаясь...

Я замолчал. Мысль, исподволь прокравшаяся в мои слова, не обдуманная заранее, а родившаяся спонтанно, оборвала меня самого на полуслове. Поймав ее (как бы не сбежала!), я несколько минут напряженно размышлял, поглядывая то вверх, на склон, светлевший на фоне угольно-черного неба, то вперед, куда откатились шакалы, отчаявшиеся одолеть нас с налета. На первый взгляд мысль была стоящей...

– Слава.
– окликнул я радиста.
– Дуй-ка к рации и попытайся как можно быстрее связаться с штабом авиабазы...

– Авиабазы?

– Именно. Узнаешь следующее...

*

Кивнув, Славик опять растворился в темноте. Некоторое время я еще слышал, как он спотыкается и матерится, но потом наступила тишина.

Само собой, можно было подтащить рацию поближе, чтобы ему не приходилось носиться взад-вперед. Однако подвергать опасности единственное имевшееся у отряда средство связи представлялось рискованным. Если духи подберутся достаточно близко и ударят по нашей позиции из гранатомета, я могу лишиться последней ниточки, связывающей меня с Тарасовым и остальным миром. Да и не будет она, зараза, брать здесь. Нет уж, лучше пускай стоит где стоит - в нашем тылу, за ручьем, куда мы перенесли раненых. Кроме того, сейчас уже поздно что-либо менять...

Другой вопрос: решатся ли сами душманы использовать гранатомёты? Прежде не решились, но... если их припрет...

Я покачал головой, прислушиваясь к тихому шелесту голосов за спиной. В ожидании атаки кто-то точил лясы. Кто-то (даже не видя, я наверняка знал - кто!) бесконечно щелкал магазином, то, монотонно, загоняя патроны под лепестки ограничителя, то, с методичностью затвора, "выстреливая" их обратно. Эта идиотская манера Макара успокаивать свои нервы, обычно, доводила мои собственные до белого каления. Но сейчас все ушло в тень беспокойства, нараставшего с каждой секундой.

Итак, на авиабазе уже знали чего я хочу. Теперь оставалось только ждать их

окончательного решения. Решения, которое может развернуть ситуацию как в одну, так и в другую сторону. А ждать, понимая, что ты уже сделал все что мог и теперь от тебя ничего уже не зависит - самое паршивое занятие...

Такие вот дела. Я поднял голову и посмотрел вверх, на склон. Даже сейчас белая шапка, венчавшая гору, выглядела светлее угольно-чёрного неба. Призрачный звездный свет отражался от белой поверхности, играл на крупных кристаллах снега и переливался на тонких ледяных жилках, в которые после заката превратились растопленные солнцем снежинки.

Подтаявший, слежавшийся, подернутый ледяной корочкой, но все еще смертельно опасный снег нависал прямо над моей головой. Переливаясь и подмигивая маленькими льдистыми искорками, он как будто спрашивал: ну что, Павел Васильевич Лукин, хватит у тебя смелости довершить задуманное?

Хватит. Должно хватить...

На этот раз Александров умудрился избежать столкновения с неровностями каменистой тропы. Материализовавшись из темноты, он присел рядом со мной. Даже не видя лица своего связиста, я чувствовал радостное, нервное возбуждение, охватившее его.

– Товарищ майор...

– Да не торопись ты!
– успокоил я его.
– Отдышись.

Славик кивнул и, отдышавшись, доложил спокойнее:

– Товарищ майор, штаб авиабазы дал добро.

– Будет удар?
– я постарался, чтобы дрожь, пробежавшая по телу, не отдалась в голос.

– Так точно. Будет.

– Время?

– Час пятнадцать, как мы и просили.

Я посмотрел на часы и кивнул:

– Хорошо. Наведение?

– По сигналу нашего радиопередатчика, работающего на... условленной волне.

– Поправка?

– На два километра восточнее и двести метров выше.

– Хорошо.
– выдохнул я.
– Совсем хорошо.

Хорошо уже хотя бы то, что нет больше неопределенности. Что теперь мы точно знаем, когда над нашей головой появятся штурмовики.

Нет, о точечном ударе непосредственно по каравану я даже не думал. Во-первых навести ракеты точно на тропу, которая, словно пьяная петляет по склону горы, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, то забирая влево, то шарахаясь вправо затруднительно даже днем. А во-вторых - караван наверняка растянут по ней на значительное расстояние и любой, самый точный удар уничтожит лишь небольшую его часть. А надо - чтобы весь и сразу. И такую возможность может дать только... снег. Десятки, сотни тонн снега, нависшие над тропой в немой угрозе.

В принципе, лавину в горах может спустить любое сотрясение воздуха. Подчас даже громкий крик. Тут все зависит от крутизны склона и того насколько снег рыхлый, подвижный или же наоборот - плотный, слежавшийся. Крутизна склона над нами была весьма значительной. Однако, снежок уже порядком обледенел за время весеннего таяния, чтобы устремиться вниз по первому же приглашению. Яростная полуторачасовая перепалка убедила меня в этом. Отчаянная трескотня автоматов не смогла спровоцировать лавину. А палить из гранатометов до сих пор никто не решился.