О моя дорогая, моя несравненная леди
Шрифт:
Хотя Елена и казалась спящей, он все же решил переодеться в ванной и, выйдя оттуда, остановился перед зеркалом. Под не застегнутой рубахой цвета хаки с дурацкой нашивкой U.S.Army, спороть которую все никак не доходили руки, не имевшей никакого отношения ни к американской армии, ни к самим Штатам, виднелась бело-голубая десантная тельняшка.
– Встретили меня по одежке.
– пробормотал Кирилл.
– Проводили тоже - плохо.
Ведомые непреодолимой силой, глаза, буквально против его воли, так и норовили остановиться на отраженной в зеркале кровати со спящей Еленой. Хотя
Какого черта я прусь неизвестно куда и неизвестно к кому, хотя можно остаться здесь? подумал он, досадливо поморщившись.
Потом снова посмотрел на бело-голубые росчерки тельника и, запахнув рубаху, спросил:
– Какой у вас номер?
– Триста шестой.
– ответила Елена без промедления.
– На следующем этаже.
– Понятно.
– Кирилл подхватил со столика бутылку и направился к двери: - жди меня и я вернусь. Только очень жди.
– Постараюсь. Если не засну.
Кирилл спиной почувствовал ее улыбку.
Какого черта?! подумал он перед тем как закрыть дверь номера...
*
...Дверь триста шестого номера, как он и предполагал, находилась на другой стороне коридора. Остановившись перед дверью, Кирилл помедлил мгновение, а затем постучал.
Ответа не последовало. Нервно переминаясь с ноги на ногу, он переложил бутылку из одной руки в другую. Потом оперся правой, свободной, ладонью о косяк. Потом решил постучать еще раз.
Но не успел...
Изнутри не донеслось ни единого звука, но медная, ярко начищенная ручка внезапно щелкнула, опустившись вниз. Дверь медленно распахнулась и Кирилл оказался лицом к лицу с мужчиной, рука которого лежала на дверной ручке. Взгляды их встретились в первое же мгновение и он успел заметить как недоумение в глазах открывшего вытесняет совершенно другое чувство. Ожидание? Пожалуй.
– Здорово, земляк! К тебе можно?
– с ходу взял инициативу в свои руки Кирилл.
С этими словами он медленным, немного театральным жестом согнул левую руку в локте, чтобы бутылка оказалась вровень с его лицом.
Незнакомец (интересно, подумал Кирилл, насколько верно называть его так, принимая во внимание, что имя "незнакомца" ему прекрасно известно?) перенес взгляд с лица нежданного гостя на его гостинец, потом - обратно и пожал плечами:
– Заходи.
Поняв, что представления отложены на потом, Кирилл перешагнул порог.
Да, номерок у них явно пошибче моего будет, подумал он, осматриваясь в огромной гостиной, за отворенным окном которой тихо шелестели пальмы. А зато у меня вид на море, утешился он, следуя гостеприимному жесту и устраиваясь за журнальным столиком, давно уже приспособленным хозяином для нужд, не имевших никакого отношения к журналистике. На столе стояло несколько использованных
Оставив гостя обживаться в кресле, хозяин подхватил со стола посуду и направился с ней в ванну, освежить.
Пока он отсутствовал, Кирилл успел украсить настольный натюрморт водкой, чудом сохраненной на протяжении всех двенадцати часов полета из Москвы. За это время ему не раз приходила в голову мысль откупорить бутылку, чтобы хоть как-то рассчитаться со щедрым соседом Мишей. Однако каждый раз он смирял порыв, убеждая себя, что негоже обижать человека, наверняка угощавшего его от чистого сердца и не ждавшего ничего взамен. Да и пива было столько, что куда его еще литром водки разбавлять-то? Чтоб вообще из самолета выносили?!
Хозяин снова появился в гостиной с чисто вымытыми рюмками и стаканами, и ножом, варварски всаженным в кругленький, блестящий бочок какого-то экзотического фрукта. Поставив посуду, он поднял неоткупоренную еще бутылку, покрутил ее, отставил, одобрительно хмыкнув, и принялся нарезать тоненькими ломтиками фрукт.
– Извини, брат.
– сказал он.
– Под такую красоту следовало бы конечно солененьких огурчиков взять или килечки опять же, да только не держат они здесь ни того, ни другого. С солью, видать, напряженка. Так что кроме этой вот пошлятины закусить нечем. Гуава называется.
– Пережуем.
– улыбнулся Кирилл.
– Не такое пережевывали. А что касается пошлятины... довелось мне не так давно пить самогонку под редкостный цитрусовый плод именуемый помело. Представляешь? Самогон с помелом!
– Самогон с помелом?!
– ошеломленно повторил хозяин, проворно отдергивая палец, по которому он едва не тяпнул ножом.
– Господи, ужас-то какой! Да, после этого водка с гуавой покажется не худшим вариантом.
Сказав это, он отложил нож в сторону, скрутил пробку и наклонил горлышко над рюмкой Кирилла. Побулькивая в дозаторе, водка заструилась в хрусталь.
Наполнив обе рюмки, он взял свою в левую руку, и протянул правую Кириллу:
– Ну, будем знакомы - Паша. Павлушей или Павликом просьба не называть. Огорчиться могу. Да и тебя огорчить.
Тот понимающе усмехнулся и, ответил на рукопожатие:
– Кирилл. За Киру могу и по роже звездануть.
– Заметано!
– ладонь у Паши была очень широкая, очень шершавая и невероятно крепкая. Стальная у него была ладонь - одно слово.
Рюмки соединились, звонко цокнув бочками, и разлетелись в стороны.
Выдохнув, Паша удовлетворенно кивнул:
– Вещь.
А потом постучал по тарелке с мелкопорубленной гуавой:
– Налетай.
– Не положено.
– качнул головой Кирилл.
– После первой-то...
– Зачет!
– улыбнулся Паша, снова берясь за бутылку.
Зачет! Кирилл чуть не фыркнул.
– Ну, за что теперь?
– спросил он, поднимая рюмку.
– Может, за благополучное приземление?
– Без парашюта!
– Я серьезно. Ты, похоже, только-только из аэропорта.