О муравьях и динозаврах. Песня кита
Шрифт:
С одной стороны к верхней грани полусферы подходил длинный пандус, также созданный из песка. В родном мире инспектора в таких постройках не было необходимости, поскольку еще до обретения всемогущества прозрачные представители его расы имели две пары крыльев и могли просто взлетать на алтарь. Так что пандус инспектор построил специально для людей. Около трехсот ученых решили подняться на алтарь истины и отдать жизни в обмен на глубочайшие тайны Вселенной.
Тремя днями ранее, почти сразу после того, как Дин И высказал свое предложение и инспектор по вселенской безопасности согласился с ним, мир потрясли и привели
Алтарь истины уже находился не в пустыне — трава, которую инспектор вселенской безопасности посеял три дня назад, когда уничтожил ускоритель, быстро разрослась, полоса стала вдвое шире, и один ее неровный край теперь почти доходил до точки опоры алтаря. На этом газоне собрались более десяти тысяч человек: помимо ученых, намеревавшихся расстаться с жизнью, и неизбежных репортеров из средств массовой информации по всему миру здесь были также семьи и друзья ученых. Два дня и две ночи близкие непрерывно умоляли ученых образумиться. Сейчас все они были измучены, их сердца разрывались от боли, но никто не смирился до последней минуты. Им помогали в этом представители чуть ли не всех правительств мира, в том числе более десяти глав государств, прилагавших все силы, чтобы удержать научную элиту своих стран от необратимого шага.
— Как тебе взбрело в голову притащить сюда ребенка? — испуганно спросил Дин И у Фан Линь. Вэньвэнь сидела рядом с ними на траве и занималась игрушкой, не имея не малейшего представления о том, что должно произойти. Среди множества мрачных, подавленных лиц только она одна радовалась жизни.
— Я хочу, чтобы она видела, как ты умрешь, — холодно сказала Фан Линь, уставившись остановившимся взглядом куда-то вдаль. Ее лицо побледнело и осунулось.
— Ты думаешь, что ее присутствие меня остановит?
— Нисколько не рассчитываю на это. Надеюсь лишь, что таким образом помешаю дочери стать похожей на тебя.
— Можешь казнить меня, но ребенок…
— Никто тебя не казнит, и уж перед нами-то не прикидывайся, будто идешь на смерть не добровольно. Мы знаем, что ради своей главной мечты ты готов на что угодно!
Дин И посмотрел в глаза жены и сказал:
— Линь, если ты сейчас говоришь то, что на самом деле думаешь, значит, ты наконец-то поняла меня по-настоящему.
— Я ничего не понимаю, и в сердце у меня ничего не осталось. Кроме ненависти.
— У тебя есть все основания ненавидеть меня.
— Я ненавижу физику!
— Но если бы не физика, люди все еще оставались бы примитивными безмозглыми животными, скитались бы по лесам и ютились в пещерах.
— Ну, вряд ли их жизнь была менее счастливой, чем моя!
— Но
— Пусть его делит с тобой твое дитя, которое сейчас собственными глазами увидит, как отец по собственной воле навсегда покидает ее. По крайней мере, потом, когда вырастет, будет держаться подальше от твоей физики. Какая же это гнусная отрава!
— Линь, видимо, называя физику «отравой», ты хочешь показать, что глубоко проникла в нее. Послушай, за последние два дня ты действительно кое-что узнала. Но если бы ты приложила эти усилия раньше, у нас сейчас было бы меньше предметов для спора.
Тем временем на алтаре главы государств беседовали с инспектором по предотвращению опасных ситуаций во вселенной, пытаясь уговорить его отказаться выполнить просьбу великих ученых.
— Сэр… вы позволите так обращаться к вам? — начал президент Соединенных Штатов. — Здесь собрались все лучшие ученые нашего мира. Не может быть, чтобы вы действительно желали уничтожить науку на нашей планете.
— Дело обстоит не столь ужасно, как вам кажется, — ответил инспектор. — Очень скоро сформируется новое поколение научной элиты и, согласно основному инстинкту разумной жизни, возьмется за разгадывание тайн Вселенной.
— Но ведь мы тоже разумная жизнь, как и вы. Как же вы можете убивать своих сотоварищей, ученых? Это очень жестоко!
— Таково их собственное решение. Они вправе распоряжаться своими жизнями. И, конечно, могут, если считают нужным, обменять их на то, что считают более высоким и важным.
— Об этом нам можно и не напоминать! — воскликнул президент России. — Мы, люди, давно привыкли обменивать свои жизни на нечто более высокое. Именно так жертвовали собой более двадцати миллионов жителей наших стран во время войн прошлого века. Но в данном случае лишение жизни этих ученых ничего не даст обществу! Лишь сами эти люди получат вожделенные знания и десять минут жизни, на протяжении которых смогут ими наслаждаться! Они стали рабами своего стремления к абсолютной истине. Вы ведь понимаете, что это так?
— Насколько я понимаю, они — единственные по-настоящему разумные живые существа в этой звездной системе.
Главы стран недоуменно переглянулись и, вновь повернувшись к инспектору вселенской безопасности, попросили пояснить его последнее высказывание.
Тот воздел руки, будто хотел обнять небосвод:
— Ради того, чтобы хотя бы мельком увидеть красоту вселенской гармонии, жизнь — совсем незначительная цена.
— Но ведь, увидев эту красоту, они проживут лишь десять минут!
— Ради наивысшей красоты можно отдать жизнь даже без отсрочки в десять минут.
Главы мировых держав снова переглянулись, криво и горестно усмехаясь.
— С развитием цивилизации таких людей будет постепенно становиться все больше и больше, — продолжал инспектор, указывая на ученых, собравшихся перед алтарем. — В конце концов, когда человечеству не нужно будет решать проблемы существования, когда любовь исчезнет, потому что индивидуализация уступит место единению, когда искусство окончательно угаснет, достигнув последних вершин изысканности и эзотеричности, единственной опорой для цивилизации станет стремление к исключительной красоте Вселенной. Тогда основными ценностями мира станут именно те, к которым эти люди стремятся сейчас.