О пользе размышлений
Шрифт:
– Ага, значит, в Рейвенкло? — переспросил тихий голос. — Ты уверен? Знаешь ли, ты можешь стать великим, у тебя есть все задатки, я это вижу, и Слизерин поможет тебе достичь величия, это несомненно… Так что — не хочешь? Да и храбрости не занимать, может быть, все же подумаем о Гриффиндоре? Ну ладно, если ты так в этом уверен… Что ж, тогда… РЕЙВЕНКЛО!
Гарри показалось, что Шляпа выкрикнула этот вердикт куда громче, чем предыдущие. Он снял Шляпу и, ощущая дрожь в ногах, медленно пошел к своему столу. Он испытывал такое сильное облегчение по поводу того, что он попал не в Слизерин
Гарри подошел к факультетскому столу и, пожав руки всем желающим, уселся на свободное место между Гермионой и Дафной. Распределение, между тем, шло дальше. Представитель рыжеволосой семейки, оказавшийся Роном Уизли, отправился за стол Гриффиндора, к своим братьям. Кроме четверки, за столом Рейвенкло оказались Мэнди Броклхерст, Лиза Турпин и Падма Патил, Терри Бут, Майкл Корнер и Энтони Голдстейн.
Теперь Гарри, наконец, получил возможность увидеть главный стол, за которым сидели учителя. В самом углу сидел Хагрид, который, поймав взгляд Гарри, показал ему большой палец. В центре стола стоял большой золотой стул, напоминавший трон, на котором восседал Дамби. Его серебряные волосы сияли ярче, чем привидения, ярче, чем что-либо в зале.
Еще Гарри заметил профессора Квиррелла, нервного молодого человека, с которым он познакомился в «Дырявом котле». Сейчас на голове Квиррелла красовался большой фиолетовый тюрбан, так что профессор выглядел еще более странным, чем раньше.
После того, как Дамби объявил начало пира, Гарри вспомнил, что он голоден. Надо признать, что Дурсли никогда не морили Гарри голодом, но и никогда не давали ему съесть столько, сколько ему хотелось. А Дадли всегда съедал то, что особенно нравилось Гарри, даже если его самого от этого тошнило. Но сейчас Гарри был не в доме Дурслей. Он положил в свою тарелку всего понемногу и накинулся на еду. Она была просто великолепной.
Более или менее утолив голод, Гарри огляделся по сторонам. Он прислушался к тому, о чем говорили сидевшие слева от него Гермиона и староста их факультета Пенелопа Кристалл, высокая девушка с длинными светлыми волосами. Впрочем, он мог бы догадаться: Гермиона, естественно, говорила о занятиях.
— Я так надеюсь, что мы начнем заниматься прямо сейчас. Нам столько всего предстоит выучить. Лично меня больше всего интересует трансфигурация, вы понимаете, искусство превращать что-либо во что-либо другое. Хотя, конечно, это считается очень сложным делом.
— На многое не рассчитывай. Вы начнете с мелочей, будете превращать спички в иголки, примерно так.
Справа Дафна принимала пищу так, словно сидела не за школьным столом, а присутствовала на великосветском ужине. Гарри сразу стало стыдно за свои манеры, вернее, за их отсутствие. Причем стыдно стало не только ему. Сидевший с другой стороны от Дафны Невилл очень неуверенно поглядывал в свою тарелку, пытаясь совершить нелегкий выбор между чувством голода и явной слабостью умения соблюдать этикет.
Гарри перевел взгляд на учительский стол. Там профессор Квиррелл разговаривал с незнакомым Гарри преподавателем с сальными черными волосами, крючковатым носом и желтоватой, болезненного
Все произошло совершенно внезапно. Крючконосый вдруг посмотрел прямо на Гарри, и голову последнего пронзила острая боль. Ему показалось, что его похожий на молнию шрам на мгновение раскалился добела.
— Ой! — Гарри хлопнул себя ладонью по лбу.
— Что случилось? — тихо поинтересовалась Дафна.
— Н-н-ничего, — с трудом выдавил из себя Гарри. Боль прошла так же быстро, как и появилась. Но вот ощущение, которое возникло у Гарри, когда он поймал взгляд крючконосого, — ощущение, что этому преподавателю очень не нравится Гарри Поттер, осталось.
— Ты случайно не в курсе, кто это там разговаривает с профессором Квирреллом, это который в тюрбане?
— Ты уже знаешь Квиррелла?— ее ресницы поднялись на миллиметр. — Рядом с ним профессор Снейп, преподаватель зельеварения. Все думают, что он хочет занять место профессора Квиррелла.
Гарри почему-то совсем не удивился познаниям девочки не только о своих сокурсниках, но и профессорах. Судя по всему, ее мама умела собирать информацию о людях, с которыми предстоит общаться дочери.
И тут Гарри с ужасом вспомнил фамилию несостоявшегося счастья своей тети. Судя по взгляду Снейпа, это был именно он. Уже без всякой надежды на лучшее, мальчик спросил у Дафны, не знает ли она его имя.
— Северус, — это прозвучало, как страшный приговор.
Гарри какое-то время понаблюдал за Снейпом, но тот больше не смотрел на него.
* * *
Рано утром в пятницу Гарри сидел в гостиной своего факультета. Это была большая круглая комната, полная воздуха. Стены прорезали изящные арочные окна с шелковыми занавесями, переливавшимися синевой и бронзой. Днем рейвенкловцам открывался отсюда чудесный вид на окружающие горы. Куполообразный потолок был расписан звездами, такими же, как на ультрамариновом полу. Здесь были столы, кресла, книжные шкафы, а в нише напротив входа стояла статуя Ровены Рейвенкло из белого мрамора. Рядом с ней была дверь, которая вела к спальням этажом выше.
Уголки губ мраморной женщины были чуть приподняты, и, казалось, на них играет загадочная полуулыбка. В ее красоте было что-то слегка пугающее. Голову статуи венчало воспроизведённое в мраморе изящное украшение. На нем была выгравирована мелкими буквами надпись «Ума палата дороже злата».
За первые несколько дней учебы мальчик уже убедился, что он один из лучших по большинству предметов. Реальную конкуренцию ему могли составить только Гермиона и Дафна. И, если Гермиона старалась полностью заучить материал, то Дафна, как и Гарри, отдавала больше внимания пониманию сути изучаемых вещей. Это давало свои плоды. Хоть теорию лучше всех всегда отвечала Гермиона, на практике они с Дафной опережали ее. Во всяком случае, только у них двоих спички сумели превратиться в иголки, Гермионе же удалось только заострить ее и придать серебряный отлив. Впрочем, другие не достигли и подобного результата. Невилл пока не блистал ни в теории, ни в практике. Когда ему надо было отвечать преподавателю или показать что-либо практически, он начинал путаться от волнения, и результат был печальный.