О, Путник!
Шрифт:
Я крошил хрустальные бокалы в железных тисках пальцев, разговаривал сам с собою и ещё с кем-то, периодически появляющимся из неведомой мне дотоле параллельной реальности. Опять пил, фантазировал, смеялся и плакал от бессилия, разговаривал сам с собою, блевал, обижался на весь мир и яростно его ненавидел. Снова пил, жалел и презирал себя, вспоминал всю свою никчёмную жизнь, плакал от отчаяния, потом тихо грустил, испытывал непонятную радость, фантазировал, достигал просветления и терял его. Снова пил, и так тупо бродил по бесконечному иллюзорному кругу.
Самое странное и непонятное заключалось в том, что я чётко и абсолютно реально помнил всё об ИСЭ и о нашей
ИСЭ, ИСЭ… Сладостные ночи и радостные дни… Мимолётные расставания, которые превращались в вечность, ожидание новых и скорых встреч, всепоглощающая страсть на грани потери сознания… Ощущение женщины, как продолжения самого себя! Желание, подобное помешательству! Жажда прикосновения друг к другу, которая в тысячу раз сильнее жажды в пустыне. Никогда я не был так счастлив! Никогда! О, Боже!!! ИСЭ, ИСЭ, ИСЭ!!! Любовь ушедшая моя!
Но все события, произошедшие со мною за тот период времени, были как бы запечатаны в нескольких магических капсулах, совершенно изолированных друг от друга, и носили какой-то выборочный характер. Я, допустим, помнил и понимал, что такое — Япония. Красивая, самобытная страна. Расположена на десятках островов. Четыре основных из них: Кюсю, Сикоку, Хонсю, Хоккайдо. Но где находится Япония, почему я оказался в этой стране, с какой целью, чем там занимался, и что случилось после того, как я её покинул? Тьма царила в моей голове. Нет, не тьма, — а полный и безнадёжный мрак!
Я помнил только то, что мне было дозволено помнить с разрешения того, кто, очевидно, контролировал мой разум. Но как это возможно и, главное, — зачем? А может быть, и нет никакого контроля? Бог с ней, с теорией заговора! А если я просто по каким-то естественным причинам забыл почти всё, а теперь постепенно вспоминаю то, что было раньше и происходило со мною в другой, прежней жизни: фрагмент за фрагментом, эпизод за эпизодом… Скорее всего так.
Да, я был на Японских островах, да, я встретил женщину, которую полюбил, а потом совершенно нелепо с нею расстался. С такой женщиной!!! Но я ничего не помнил о том, почему именно мы расстались, и зачем впоследствии она бросила меня. Или я её бросил!? Она вышла замуж… Печально и больно! Что же было дальше!? Как поймать в голове эту проклятую, упорно и слизко ускользающую от меня змею, название которой — моя память!?
Внезапно в мозгу раздался щелчок! Я вспомнил! Я вдруг вспомнил, как приехал на Окинаву, обучался там боевым искусствам в какой-то закрытой секретной школе. Вот откуда у меня такие неплохие навыки владения мечём! Я помнил долгие медитации, неспешные прогулки, созерцание океана, цветущей сакуры и величественной горы Фудзияма, чайные церемонии, философские диспуты и поэтические вечера. Всё это я детально и ясно помнил, но не более того! Чёрт возьми! Почему я оказался в Японии, как я жил до и после неё? Как складывалась моя дальнейшая судьба до того, как я очнулся на Втором Острове? Ах ты, проклятая и мерзкая сука-память! Ненавижу тебя!
Мне нравилась японская культура, особенно, — поэзия. Единственная книга, которую я увёз из Японии, был сборник классических танка, составленный Фудзиварв-но Тэйка, — «Сто стихотворений ста поэтов», с комментариями. Почему-то меня поразила и потому, видимо, запомнилась одна история, изложенная в этой книге.
Так вот… Жил-был когда-то Фудзивара-но Санэката-но асон — знаменитый поэт при дворе Императора Поднебесной. Однажды с другими придворными он отправился полюбоваться цветением вишен. Внезапно пошёл дождь, и никто не знал, на что им решиться. Тогда, по преданию, Санэката воскликнул:
Мы к вишням пришли. Застиг нас ливень внезапный. Ну что ж, не беда! Ведь мы промокли до нитки Под сенью веток цветущих!И он не ушёл из-под деревьев, пока не кончился дождь. При дворе все были восхищены этой историей, лишь Фудзиварап-но Юкимари сказал, что стихи, конечно, — хороши, но Санэката вёл себя, словно шут. Санэкато при первой же встрече сбил с него церемониальным жезлом парадную шапку. Юкинари промолчал, но тишком дал знать обо всём Государю. Санэката был лишён чина и сослан на далёкий северо-восток Хонсю, в Митиноку, где впоследствии и умер.
Два века спустя в этих местах побывал Сайгё, тоже знаменитый поэт. Вот как об этом событии повествуется в его книге стихов «Горная хижина».
«Когда я посетил Митиноку, то увидел высокий могильный холм посреди поля. Спросил я:
— Кто покоится здесь?
— Санэката — асон, — поведали мне.
Стояла зима, смутно белела занесённая инеем трава сусуки, и я помыслил с печалью:
Нетленное имя! Вот всё, что ты на земле Сберёг и оставил! Сухие стебли травы — Единственный памятный дар …».Меня восхитила, растрогала и одновременно развеселила эта чудная история. Ради чего весь сыр-бор!? Боже мой, как подчас смешён и слаб человек! Но, с другой стороны, может быть именно данная глупая история и отображает суть человеческой натуры и подлинную сущность нашего бытия? Кто знает, кто знает… К чему и зачем я это сейчас вспомнил? А что мне ещё было вспоминать!?
И так, на третий день я всё-таки сумел выйти из запоя, достичь определённого просветления уставшего духа и вернуться в нормальную и реальную жизнь. С другой стороны, может быть, именно эти три ирреальных дня и были для меня самыми нормальными за последнее время? Кто знает, кто знает… Как бы-то ни было, а «Одиссей всё-таки вернулся в Итаку!». И что же он там увидел?
Я, никому не объясняя причин своего временного отсутствия, сразу же созвал Военный Совет, внимательно и невозмутимо выслушал всех своих соратников и, конечно же, в первую очередь двух разведчиков, только что вернувшихся в наш лагерь. Картина для нас вырисовывалась довольно оптимистическая.
После гибели Короля Первого Острова и высших представителей знати на Острове некоторое время существовало безвластие. Наследники погибших правителей Провинций вступали в права наследства, встречались друг с другом и своими вассалами, вели переговоры, до поры до времени отсиживались в своих замках, посылали приближённых в Столицу для выяснения ситуации и текущего политического момента. Одним словом, — находились в затяжном и тревожном ожидании. Претендентов на королевский престол не нашлось, и не потому, что его никто не желал, а потому что Король в глазах всех не являлся обычным монархом. Он был помазанником, вернее, даже посланником Божьим на земле, — вечным и бессмертным.