О, Путник!
Шрифт:
Что происходит!? Не понятно! Тревожное чувство не исчезало. Я нашарил под кроватью ремень с ножнами и лёгкую кольчугу, быстро оделся, опоясался, стал чувствовать себя как-то увереннее. Собственно, помогут ли мне сейчас кольчуга и ЭКСКАЛИБУР? Мне угрожает серьёзная опасность высшего порядка, в этом я был абсолютно уверен. Почему уверен? А Бог его знает!
Что-то мне вдруг подсказало, что следует немедленно покинуть палатку. Я, не раздумывая ни секунды, молниеносно прыгнул вперёд, не выбирая направления и не ища выхода, легко вспорол клинком плотную и толстую ткань шатра, выкатился на песок, встал на ноги, потом мгновенно ускорился и, совершив
Через секунду после этого место, где находилась моя палатка, озарилось неимоверным, ослепляющим и всё поглощающим светом. Земля задрожала, затряслась, застонала. Раскалённый воздух, вспученный неведомой и страшной силой, завибрировал, загудел, мощно понёсся от эпицентра взрыва кругами, безжалостно сокрушая и испепеляя всё на своём пути. Я вжался в землю, инстинктивно прикрыв голову руками. Это движение совершенно бесполезное в таких ситуациях. Но что поделать, нами зачастую управляют древние инстинкты, а не холодные и трезвые расчёт и разум.
РЕЛИКВИЯ на моей груди мгновенно нагрелась, вернее, раскалилась. Я понимал и чувствовал это умом, но почему-то совершенно не ощущал своей кожей её повышенную температуру. Странно, странно! РЕЛИКВИЯ мелко завибрировала, басовитое гудение, казалось, заполнило весь мир. Земля и воздух дрожали, всё вокруг меня кипело, плавилось, вспучивалось, растворялось и текло, текло, текло… Я почувствовал себя глыбой гранита или мрамора, вставшей на пути раскалённой вулканической лавы. Собственно, так оно и было. Потоки бурлящей и кипящей, ослепляющей и испепеляющей жидкости клокотали рядом со мною и надо мною, не причиняя мне никакого вреда. Я находился в прозрачном энергетическом коконе, который ничего не пропускал внутрь себя. Впрочем, всё-таки он пропускал световые волны определённого диапазона, и не более того. А воздух? Очевидно, силовое поле должно пропускать и воздух. Но, я думаю, не сейчас. Или нет? «РЕЛИКВИЯ, РЕЛИКВИЯ, ПОСЛЕДНЯЯ РЕЛИКВИЯ!». Слава тебе, спасибо тебе!
Я вдруг почувствовал страшную, всё опустошающую усталость. Огромное нервное напряжение, доселе владевшее мною и переполнявшее меня, вдруг вмиг исчезло, лопнуло, как гигантский воздушный шар. Я на мгновение оказался внутри чёрного, чёрного пространства, безжалостно затягивающего меня во внутрь себя, состоящего из вакуума и абсолютной тишины, а потом потерял сознание, которое готово было вот-вот взорваться, как миллион термоядерных бомб. Бомб, бомб, бомб… Бум, бум, бум…
Очнулся или, вернее, проснулся я уже утром. Было трудно дышать. Солнце ослепительно и слегка мутно било в глаза, в мире стояла почти полная тишина. Почему именно полная? Да потому, что не было слышно ни пения птиц, ни криков чаек, ни шума моря, ни свиста ветра, ни шелеста листвы, ни-че-го! Почему тишина была почти полной? А потому, что я нарушал её своими стонами, проклятиями, охами, ахами и возмущённым пыхтением.
Я по-прежнему находился в коконе, но не в энергетическом, а в обычном. Скорее даже не в коконе, а внутри своеобразного яйца, стенки которого состояли из какого-то странного, серого, запёкшегося вещества. Внизу и по бокам оно было мутным, тёмным, а сверху — тонким и почти прозрачным, покрытым густой сеткой мелких трещин и дырочек. Воздух был спёртым, тяжёлым и душным. Я немного полежал, щурясь от солнечных лучей, потом решительно ударил кулаком по верхней тонкой стенке яйца. Она рассыпалась на множество мелких осколков.
Прохладный, свежий утренний воздух живительной волной накатился на меня, наполнил и переполнил лёгкие, влил в мои затёкшие мышцы необыкновенную и неимоверную силу. Я счастливо и облегчённо засмеялся, приподнялся, сел, огляделся.
Серая, застывшая, стекловидная масса заполняла всё обозримое пространство вокруг меня. Холма, как такового, не существовало. Он, как и другие ему подобные участки рельефа местности, сгладился, нивелировался, обрёл почти ровные очертания. Ничего теперь не мешало мне созерцать раскинувшееся передо мною утреннее, тихое и безмятежное море, имеющее цвет глаз моей прекрасной МАРКИЗЫ. О, МАРКИЗА!
Да, море есть море… Земля дама непостоянная. Её хрупкая кора под внутренним давлением периодически и панически смещается, рвётся. Вулканы взрываются, выбрасывая тучи пепла и изрыгая магму, словно старые алкоголики, блюющие и пердящие после затяжного запоя. Поверхность планеты неотвратимо и неумолимо меняется. Что-то разрушается, уходит в небытие, или преобразуется. Что-то рождается, в корне изменяя окружающий ландшафт, а море всё равно остаётся таким, каким оно было тысячи лет назад. Вернее, остаются таковыми океаны.
Подумаешь, магма и пепел, подумаешь, землетрясения и цунами. Лаву охладим и погрузим на дно. Землетрясение и цунами переждём. Они пройдут, как страшный сон, сойдут на нет и уйдут в небытие. Всё проходит… А загадочная, могучая и таинственная водная масса будет по-прежнему тяжело и равнодушно колыхаться и властвовать на планете, скрывая под толщей воды погибшие цивилизации, бывшие материки и острова. Впрочем, и море и океаны не вечны…
Я решительно встал, ещё раз с наслаждением и глубоко вдохнул свежий и ароматный воздух полной грудью, посмотрел в ясное и высокое небо, улыбнулся. Цыплёнок вылупился из яйца! Здравствуй, прекрасный и трепетный мир! Цыплёнок, цыплёнок… Да нет, я отнюдь не цыплёнок, а детёныш ящера! Скоро он окрепнет, нарастит массу и превратится в грозного и страшного хищника! Дайте время! Мой рык ещё не раз потрясёт Вселенную и сотрясёт всё Мироздание!
Я осторожно дотронулся до РЕЛИКВИИ. Она была холодна на ощупь. Висела спокойно и мирно на моей шее, не подавала никаких признаков жизни. Я улыбнулся, сжал её в руке, мысленно поблагодарил за чудесное спасение. РЕЛИКВИЯ вдруг на секунду нагрелась, слегка завибрировала и вернулась в своё первоначальное состояние.
Я задумчиво огляделся вокруг. Вся местность в радиусе примерно ста метров от эпицентра взрыва, то есть от того места, где ещё недавно находилась моя палатка, была покрыта застывшей, серой, стекловидной массой. Холмы предгорий превратились в бесконечную степь, вернее, в безжизненную, гладкую и мёртвую пустыню. Ни единой живой души вокруг. Ни звука, ни малейшего движения.
Сердце в моей груди учащённо забилось. ШЕВАЛЬЕ, ПОЭТ, что с ними!? Боже мой, а как там лебёдушка моя ненаглядная?! ГРАФИНЯ! Свет моих очей! Любовь моя! Я бросил лихорадочный взгляд на море. В паре сотен метров от береговой полосы несокрушимо и тяжело лежала на лёгкой голубой воде наша Флагманская Галера! Цела и невредима! Слава Богу! Рядом с ней дрейфовали ещё четыре большие галеры, а чуть дальше — остальные корабли разных мастей и водоизмещений. Слава мелководью и коварным подводным рифам, которые не позволили флоту расположиться близко к берегу! Фу, о, как от сердца отлегло!