О, Путник!
Шрифт:
— Сир, бессмертие рождает печаль, скуку, равнодушие, апатию и усталость. Увы, увы… Это вечные истины…
Я нервно походил по каюте, подошёл к камину, полюбовался пламенем, беспечно живущим внутри него, и спросил:
— Барон, а вы счастливы?
— Ваше Величество! — вскочил ПОЭТ. — Как только встретил Вас, так жизнь сразу же обрела для меня абсолютно новый смысл! Стало намного и намного интереснее! Эти, потрясающие воображение, кровавые битвы, волнующие и чреватые новыми открытиями, странствия! А попойки с вечера до утра и до нового вечера, а бурные философские диспуты, а жаркие бордели, а любовные томления под
— Вот видите, Шкипер, — какая удивительная метаморфоза произошла с вашим соплеменником?! — я подцепил на вилку колечко лука и посмотрел сквозь него на пламя камина, а потом небрежно кивнул ПОЭТУ на графин со Звизгуном. — Зажрались вы, господа Альтаиряне и Глориане, и все подобные иже с вами! Засиделись в своих тёплых сортирах! Залежались в своих пуховых постелях! Ничего, я вдохну экстаз в ваши размякшие мозги, я освежу ваши увядшие чувства и возбужу потерянные и утраченные желания, я напрягу ваши обмякшие мышцы, я вам покажу, где находится край Вселенной! За невыносимую лёгкость бытия!
— За невыносимую лёгкость бытия!!
— Ладно, продолжим беседу… Эх, люблю такие длинные, томные и чёрные зимние ночи, наполненные и переполненные неожиданными откровениями, — я встал, подошёл к окну, вдохнул с наслаждением холодный солёный воздух, посмотрел пристально и с тоскою, словно оборотень, на огромную, полную и нестерпимо белую луну. — Что же последовало далее, ШКИПЕР? Будьте любезны продолжить свою историю.
— Сир, до Вашего появления на Островах всё было тихо и спокойно. Изучали их и наблюдали за ними все, кому не лень. Друг другу не мешали. Потихоньку вписывались в их обыденную жизнь, посылали туда шпионов, создавали агентурную сеть, старались не светиться, не выделяться, не ссориться, на неприятности не нарываться. Жили все тихо, спокойно и вполне мирно.
— А зачем вам вообще сдались эти Острова?! — полюбопытствовал я, как бы невзначай. — Ну, что они из себя представляют? Небольшие куски суши посреди океана на отдалённой провинциальной планете под названием Земля, затерявшейся где-то на окраинах Млечного Пути. Средние века, феодальный строй… Замки, рыцари, придворные дамы, холопы, мечи и арбалеты, олени и медведи. До сих пор на Земле в Африке и в Южной Америке существуют племена, находящиеся на уровне первобытно-общинного строя. Ими почему-то никто особо не интересуется.
— Сир, не так всё просто, — нахмурился ГЛАВА. — Да Вы и сами это прекрасно понимаете и знаете. Во-первых, Земля, по определению ушедших ВЕРШИТЕЛЕЙ, — это ОСНОВА. Что же они хотели этим сказать? Загадка из загадок, тайна всех тайн! Во-вторых, Анклав — единственное место во Вселенной, которое имеет такое загадочное и странное образование, как Барьер, ну, или Поле, называйте, как хотите. И самое главное, совершенно неясно, что собою вообще представляет сам Анклав, и как он появился на Земле. Зачем, почему, что в себе скрывает и таит? Не понятно. Полная загадка…
— Ну, с неё и надо было начинать, — усмехнулся я. — А что касается Барьера… Вы же вот только что утверждали, что он имеет почти понятную вам физическую сущность?
— Сир, — нетерпеливо вмешался ПОЭТ. — Мой уважаемый родственник несёт полный бред и чушь! Природа Барьера никому во Вселенной до сих пор непонятна, неизвестна, потому и толпятся, кучкуются все или вокруг Анклава, или внутри него, бродят, подсматривают, исследуют, недоумевают, пробуют на зуб, а потом этот самый зуб или осколки от него и выплёвывают вместе с кровью или без оной.
— Вот как!? — усмехнулся я.
— Да, именно вот так, Сир! — воскликнул ПОЭТ. — Собственно, в основном все толпятся снаружи, так как Барьер пропускает сквозь себя только людей, ну, точнее, потомков Марсиан. Кто только из других инопланетян не стремился преодолеть Поле! Я не говорю уж об известных вам Арктурианах, Бог с ними, не будем о них вспоминать. Потеряли такие корабли, бедолаги! А сколько было всяких иных претендентов на раскрытие великой тайны, на познание истины чуть ли не в её последней инстанции!? И знаете, что самое интересное в этой ситуации?
— Жажду узнать, Барон! — усмехнулся я.
— Сир, Шкипер совершенно правильно упомянул сначала Барьер, а потом уж — Анклав.
— Почему?
— А потому, Сир, что сам по себе Анклав ничего особенного вроде бы собою и не представляет, — досадливо поморщился ПОЭТ. — Острова, как острова, земля как земля, океан как океан, травы как травы, горы как горы, рыбы как рыбы, птицы как птицы, свиньи как свиньи, люди как люди. Что только с этими Островами не делали!
— И что же?
— Уж и копали и перекапывали их, как могли! И собирали образцы, и нюхали их, и пробовали на вкус, и исследовали самыми разными способами, и проводили всяческие виды анализов. Аналогично всё тоже самое проделывали и с водой, и с пресной и с морской, а также с воздухом. Ни к чему это не привело, никаких открытий не было совершено, никаких откровений не последовало, — тяжело вздохнул Барон. — Вроде бы, надо было всем после этого разбежаться в разные стороны, вздохнуть спокойно, заняться другими делами и решать свои проблемы, забыть об Анклаве, как о непонятном, мутном сне! Ан, нет! Главный-то вопрос остался висеть в воздухе!
— Зачем нужен Барьер, и что это образование из себя представляет? — ухмыльнулся я.
— Да, Сир! Совершенно верно! Зачем он нужен!? Вообще-то, на определённом этапе, вопросы о том, что такое Барьер, как он функционирует, какова его природа, откуда он черпает такую гигантскую энергию, — никого уже практически не интересовали! Все на них плюнули и ломали голову только над одним главным, зудящим и проклятым вопросом: «Зачем Барьер вообще нужен?».
— Ну, ну… — ухмыльнулся я, выпил полную рюмку Звизгуна и кинул в рот огромный кусок ароматного груздя, источающего из себя запахи всевозможных трав, которые нежно и благостно обволакивали и кружили голову.
— Так вот… Представьте, Сир, такую ситуацию. Идёт по грязной пыльной дороге какой-то прохожий и видит на обочине старую, покосившуюся, убогую корчму. А вокруг неё по окружности выстроилась сотня тяжёлых пехотинцев в матовых латах, да пара сотен метких лучников, да три-четыре сотни конников в сияющих доспехах. Стоят молча, твёрдо, грозно и неподвижно, и никого в эту избушку не пропускают. Почему, — совершенно не понятно! Что в ней такого, особенного, чёрт возьми!? Как Вам такая картина?
— Браво, сударь, браво! Как, однако, образно и доходчиво обрисовали вы ситуацию! — я засмеялся и захлопал в ладоши. — Но есть в вашем рассказе один минус, который сводит на нет весь его подспудный смысл.