О счастье жить в стране развитого…

Черных Валерий

– Я тебя выселяю! – проорала Зоя Федоровна.

Скроив на всякий случай страдальческую физиономию, Алик покорно побрел под ее конвоем в свою комнату, собирать вещи. Вопрос с выселением его не очень волновал, не первый раз такое случалось. Через несколько дней комендантша успокоится, и он снова окажется в привычной обстановке. А пока… Пока найдется, где приклонить голову. Чего-чего – а друзей у Алика было предостаточно.

Не успел смолкнуть хрипло дребезжащий звонок, как за обшарпанной дверью лязгнул тяжелый засов. Алик вздрогнул и слегка поежился от возникшей ассоциации с местом, где они с Артемом провели чуть не целые сутки.

– А, это ты? Заходи, дорогой друг Карлсон!

Моня

любил подхватывать словечки и фразы из фильмов, и ловко вставлял их в свою речь.

– Скажи, Моня, на хрена тебе такой засов на дерьмовой двери? Я ее одним ударом ноги пополам сломаю.

Хозяин квартиры затянулся сигаретой и выпустил дым Алику в лицо.

– Так это хата моей бабули. Побаивалась старушка, вот и прилепила мощный засов. Главное – замок, а что дверь говно – не важно, – рассудительно заявил Моня. – Типа плацебо. Не лечит, но на душе как-то спокойнее.

Хлопнув по протянутой ладони хозяина, Алик прошел в комнату. Мебель в ней практически отсутствовала: лишь пара стульев и огромный разложенный диван. Диван Моня не складывал намеренно – ему казалось, так он привлекает удачу. Под удачей понималось заманить к себе очередную «мадам», поэтому диван всегда должен находиться в боевой готовности.

Алик швырнул на диван свою сумку и с размаху плюхнулся рядом с ней. Ложе приветственно скрипнуло, и этот звук разбудил воспоминания о весьма приятных часах, проведённых в этой комнате. Алик вздохнул, поднялся и подошел к окну, на котором болтались непонятного цвета шторы. За черным стеклом по проспекту спешили автомобили с включенными фарами. Поток машин в темноте приковывал взгляд, завораживал. Говорят, можно часами смотреть на огонь – но движущаяся внизу автомобильная река также не отпускала, не давала отвести глаз. Наконец он вернулся к дивану, открыл сумку и начал перебирать свое барахло. Достал трусы, футболку и джинсы. Джинсы не американские – сделано в ГДР, гласила надпись на этикетке, плюс ко всему еще и черного цвета. Поэтому после покупки Алик с помощью подручных средств довел их до довольно потертого вида – а это уже считалось шиком.

Сбросив с себя пропахшие камерой вещи, он прошел в ванную комнату, быстро сполоснулся, вытерся насухо свежим полотенцем и оделся в чистое.

На кухне Моня лудил дорожки очередной печатной платы. По мнению Алика, в этом он был просто гений: чинил любую электронику – не важно, в какой стране и какой фирмой она выпущена, а также лепил из подручных средств цветомузыку, усилители и прочую тряхомудию для расплодившихся рок-групп. Даже хвастался, что знаком с Кузьминым, и в доказательство предъявлял кассету, на которой под словами: «Моня, спасибо!» стояла размашистая подпись популярного музыканта. Заказов у Сереги Монина было валом и он жил довольно безбедно, однако тратил деньги бестолково. Его мать работала проводницей и появлялась в квартире сына нечасто. Как правило, во время своих посещений она устраивала генеральную уборку, чем доводила парня до белого каления, однако спорить с ней он не решался. Родительница имела твердый характер и столь же твердую руку, чем, в случае каких-либо возражений, пользовалась без промедления. Визиты мамы имели плюс: в квартире появлялась нормальная еда – правда, друзья Мони уничтожали ее в течении суток.

Судя по захламленности кухни и пустому холодильнику, мама была в дальней поездке, и сын жил на подножном корму. А на пыль и грязь он никогда не обращал внимания.

Алик немного постоял у двери и предложил:

– Давай собеседниц позовем…

Ему самому не нужен был праздник, просто он хотел отблагодарить друга. Тот заметно оживился, тут же с готовностью пристроил паяльник на заляпанную канифолью подставку и вылез из-за стола.

– Давай!

Моня быстро рванул в прихожую к телефону, но Алик тормознул резвого друга.

– Только условие: без фанатизма и милиции, тихо и пристойно.

Друг послушно закивал головой. Он был согласен на все, понимая, что просто так не заманит к себе девушек, но если скажет, что приглашает Алик, сразу сбежится не менее трех-четырех красоток, и ему тоже перепадёт. В университете Кольцов был личностью популярной. Он неплохо пел и играл на гитаре, рассказывал истории – как собственного, так и чужого сочинения, – травил анекдоты. Он любил быть в центре внимания, и, что называется, умел держать аудиторию.

Решив, что до прихода девчонок есть время заняться своим гардеробом, Алик отволок сумку в ванную, вывалил грязные шмотки в эмалированный таз, залил их водой и насыпал порошка.

– Моня, надо пойла купить, – крикнул он в сторону прихожей. – Деньги есть?

Тот мгновенно появился в проеме двери.

– Есть. А сколько брать?

Алик, не очень охочий до выпивки, пожал плечами.

– На меня можешь не рассчитывать – так, чисто символически. Сколько чувихам, сам решай.

Моня, уже переодетый в джинсы, сунул руку в карман и вытащил горсть мятых бумажек. Быстро пересчитал их, попутно расправляя купюры, и подвел итог:

– Хватит упиться.

Затем он глянул в зеркало, пригладил ладонями торчащие во все стороны волосы и выскользнул за дверь. Алик немного послонялся из угла в угол со скучающим видом и завис в прихожей над телефоном. После некоторых колебаний он поднял трубку, набрал номер, а когда ему ответили, вежливо поинтересовался:

– Добрый вечер, а Киру можно пригласить к телефону?

Когда они познакомились, Кире только что исполнилось восемнадцать, и она искала подходящую кандидатуру на роль своего первого мужчины. В девушке еще сохранялись некоторая подростковая угловатость и застенчивость, что странно сочеталось с диким желанием познать все прелести взрослой жизни – как будто ее поезд вот-вот уйдет и нужно успеть запрыгнуть в последний вагон. Алик не мог себе объяснить, чем эта девушка-подросток привлекла его, но они провели вместе весь вечер, а затем и ночь. В итоге он походя лишил ее девственности, особо не заморачиваясь на какие-либо прелюдии. После той мимолетной встречи они не виделись почти год. Кира училась в институте иностранных языков и возможность пересечься с ней практически равнялась нулю. Когда они вновь столкнулись на каком-то дне рождения, Алик уже успел забыть лицо случайной знакомой и не узнал ее. Но Кира абсолютно не расстроилась по этому поводу.

За это время из подростка вылупилась довольно сексапильная девушка с красивым лицом и стройной фигурой. Алика немного коробило, что Кира практически не выпускала сигарету изо рта и взяла привычку перемежать речь матом. И снова они были вместе до утра. Алику все понравилось, если не считать того, что пришлось полночи слушать Ахматову в заунывном Кирином исполнении. К поэзии он был равнодушен – рифмованные строки, не положенные на музыку, вызывали у него откровенную скуку. Кира же напротив, зачитывалась сборниками стихов, просто фанатела от них. Несмотря на некоторые различия во вкусах и привязанностях, им было хорошо вдвоем – хотя вряд ли их можно было назвать парой. Они не ходили в кино и кафе, не проводили вместе время на вечеринках. Встречаясь периодически, страстно занимались любовью, общались и вновь пропадали из вида до следующего раза. Однако время шло, и Алик с удивлением начинал понимать, что Кира стала ему самым близким человеком после мамы.

Кира была красива, к тому же из состоятельной профессорской семьи, и многие сокурсники западали на нее, но девушка упорно отметала ухаживания. Алик лишь однажды был у нее дома – когда отмечали двадцатый день рождения Киры. Желая проветриться, он вышел из комнаты на просторный балкон, вторая дверь которого вела на кухню, и там, оставаясь невидимым в темноте, случайно подслушал разговор Киры с матерью.

– Кто этот юноша?

– Знакомый, – небрежно ответила дочь.

– Красив, как Аполлон.