О сквернословии в привычном и «достойном»
Шрифт:
Невежество глупо именно в силу своей самоуверенности и самодовольства. Спустя лет этак сто после смерти Гераклита другой великий философ, Платон, заметит как бы со вздохом: «…тем-то и скверно невежество, что человек ни прекрасный, ни совершенный, ни умный вполне доволен собой». [12]
Гераклита принято считать мизантропом. [13] Смею предположить, что это не совсем справедливо. С одной стороны, он потому и не захотел стать царем в Эфесе, что ненавидел демократию как власть большинства худших над немногими лучшими, но по отношению Гераклита к толпе вряд ли стоит делать далекоидущие выводы о его отношении к человеку как таковому и к людям в целом.
12
Платон.
13
Мизантроп – человеконенавистник, тот, кто ненавидит людей вообще. (Прим. ред.)
В толпе он презирает не «классового врага», не чужое племя, а некую общность – носителя ненавистного ему мировоззрения, претендующего на статус мудрости, здравого смысла. На самом же деле, по его мнению, мудрость толпы – сущее неразумие, суета. Вместо познания истинного смысла, разума, который правит Вселенной, люди увлекаются тленным, руководствуются в жизни телесными желаниями или предрассудками.
Гераклит отвергает все, что является общепринятым: бытующие понятия о добре и зле, о природе вещей, религиозные представления. Это все ложно, потому что люди глухи к вечному «слову», но руководствуются «ходячими воззрениями толпы» в мнениях и оценках, а в религиозной жизни – «россказнями невежественных аэдов, повторяющих Гомера и Гесиода». [14]
14
Трубецкой С. Н., кн. Курс истории древней философии. М.: Владос; Русский Двор, 1997. С. 142.
Сам же Гераклит в своей философии глубоко религиозен. В ней он обретает откровение вечного смысла всего существующего, о котором говорилось выше, и возможность осмыслить свою жизнь. Но его религиозность несовместима с народными верованиями.
Религиозность Гераклита – еще не богооткровенная религия, но это уже протест души, истосковавшейся по Истине, против язычества, удалившегося от почитания Отца Небесного во тьму идолопоклонства.
Гераклита раздражала именно самодовольная тупость, бессмысленная болтовня, противоестественная для человека и недостойная его как причастника божественного огня, из которого все происходит и в который все возвращается, потому что душа, согласно его учению, – огненной природы.
Огненной не в буквальном физико-химическом смысле. Вечно живой огонь Гераклита не сводится к огню, языки пламени которого мы видим; к огню, который и греет, и обжигает; к огню, хранимому человеком, им же разжигаемому и гасимому. Его огонь – это божественная первооснова бытия, вечный процесс бывания. И вот эту божественную первооснову всего сущего, «единое» (, эн [15] ), Гераклит назвал Логосом – Словом.
15
Здесь и далее авторские транскрипции даются в т. н. рейхлиновской традиции.
Этот термин будет в дальнейшем заимствован стоиками для обозначения божественного разумного мироправящего начала, а после станет краеугольным в христианском богословии, но Гераклит – первый, кто прикоснулся в потемках блуждающей человеческой мысли к бытию Слова и произнес это имя, которое спустя столетия употребит в отношении Сына Божия первый христианский богослов и Его любимый ученик Иоанн.
Почему Слово? Сразу отметим, что греческое слово (логос) переводится на русский язык не только как «слово» в его обычном понимании. Это буквальный, но не исчерпывающий перевод. Его можно перевести как «разум», как «речь» (в смысле «слово о чем-нибудь»); это и «отношение», и «закон», и «мера».
Так вот по этой причине Гераклит и называет первосущностный огонь, горение которого чувствует в себе, Логосом. Хаотичному блужданию мысли одних и стройному фантазированию других он противопоставляет строгое упорядоченное мышление, восходящее к единому Разуму как источнику не только знания, но и самой способности аналитически мыслить, который задает человеческому разуму критерии истины и обязывает интеллектуально развиваться.
Беспорядочной и безответственной болтовне Гераклит противопоставляет взвешенное и точное рассуждение, восходящее к единой Речи как источнику способности выражать мысль словом. Поведению, обусловленному собственными или чужими эгоистичными интересами, собственными прихотями и похотями или соблазнами, он противопоставляет жизнь, свободно и разумно выстраиваемую в соответствии с познаваемым Законом как основополагающим принципом бытия, определяющим природу человека. «Мыслить есть высшая доблесть, – заявляет Гераклит, – и премудрость в том, чтобы говорить истину и поступать по природе, внимая ей». [16]
16
Трубецкой С. Н, кн. Курс истории древней философии. М.: Владос; Русский Двор, 1997. С. 156.
Мы не станем подробно рассматривать историю этого философского понятия, отметим лишь, что философы подготовили античный ум к принятию христианского учения о Логосе – о Слове, Которое…
Бог Слово
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог [17] , – начинает апостол Иоанн Богослов свое благовестие. Даже в советское время эта фраза была на слуху и на устах, зачастую, правда, без представления об источнике, как это нередко бывало, особенно с крылатыми выражениями религиозного происхождения.
17
(эн архи ин о Логос) – в начале было Слово (Ин. 1: 1).
Образ сочетания двух мировоззренческих начал «в плоть едину», на основе чего сформировалось христианское богословие, прекрасно описал профессор М. Д. Муретов: «Эллины, народ „мудрости“, [18] раскрыли идеал любви человеческой и к человеку, возвысив ее до наивысшего разума и идеи (, логос, мир идей). Израиль, народ „знамений“, проявил миру любовь Божию и к Богу как избранник этой любви, носитель завета Бога с человеком, хранитель чудных знамений и откровений (, логия) любви Бога к людям и любви людей к Богу. [19] Своею философией и историей эллинизм подготовил человечество к усвоению разума новозаветной любви, – своею религией и историей иудейство подготовило явление по плоти от Матери Девы – Того, кто осуществил эту любовь». [20]
18
См. 1 Кор. 1: 22–23.
19
См. Рим. 3: 1; 9: 4–5.
20
Цит. по: Зарин С. М. Критические замечания на диссертацию И. Я. Чаленко: «Независимость христианского учения о нравственности от этики античных философов». Части I и II. Полтава 1912. – СПб., 1913. С. 3.
Почему апостол Иоанн Богослов именует Сына Божия – Словом (Логосом)? Что это, миссионерский прием, попытка разговаривать с эллинистическим миром на его языке? Почему Второму Лицу Пресвятой Троицы он дает это имя? А что есть имя?
Во-первых, имя – это слово. Но что есть слово? Этой теме посвящено немало трудов не только филологов и философов, как, например, уже упомянутого нами А. Ф. Лосева, но и богословов, например, священника Павла Флоренского.
Слово – это явление смысла; слово – амфибия, оно одновременно пребывает во внутреннем мире и выражается, проявляется во внешнем, где воспринимается слушателем, рождая в нем ответные чувства, образы, мысли, слова…