О Стивене Хокинге, Чёрной Дыре и Подземных Мышах

Рырых Катажина

Я подождал, пока капля крови высохнет, и положил бумагу в ящик.

– Подожди, подожди. – Артек пришёл в себя. – Покажи, что там написано.

– Да пожалуйста. – Я помахал бумагой перед его глазами, и Артек с подозрением посмотрел на неё.

– Что это? – спросил он, глядя на ряд знаков, напоминающих лысые деревца.

– Секретный алфавит, – сказал я.

На самом деле это были знаки, перерисованные из книги Толкина, которую брат дал мне почитать.

– Здесь перечислено всё то, что с тобой случится, если откроешь секрет, –

пояснил я.

Артек посмотрел в окно и задумался.

Я попал в яблочко! Сохранение секрета было самым сложным испытанием для болтуна. Вся улица знала, что он ежедневно приходил в школу с какими-то очередными новостями.

– Я никому не скажу. – Он тяжело вздохнул и сел на стул.

Из спрятанного за книгами сегрегатора я достал рисунок и положил на стол.

– Это Чёрная Дыра, – сказал я. Уши Артека покраснели.

Мы закончили разговор, когда за окном начало темнеть.

– Почему вы сидите в темноте? – удивилась мама, входя в комнату. Она зажгла лампу и пригласила Артека на ужин.

На кухонном столе стояла миска с моими любимыми оладьями. Не было в этом ничего особенного, обычные оладьи с мелко нарезанным яблоком и сметаной, но Артек уписывал их за обе щеки.

Во время ужина он вёл себя иначе: вместо того чтобы говорить о евро и долларах, о чём он обычно болтал во дворе, он рассказывал о бабушке, которая им занимается, потому что его родители уехали на работу за границу. И что таких, как он, называют «евросиротами». Должен признать, это звучало впечатляюще, но, когда я посмотрел на маму, заметил, что она погрустнела.

В связи со всем этим Артек пробыл у нас аж до вечера. Мама, конечно, позвонила его бабушке, и, хотя он протестовал, она вместе со мной проводила его до дома.

Но прежде чем Артек ушёл, мой брат позвал нас в комнату, и, сидя на его кровати, мы посмотрели фильм «Микрокосмос».

Вообще Артек мне больше нравился как евросирота, чем как евроартек. Внезапно он перестал пересчитывать содержимое кошелька, с его лица исчезла кислая улыбка, а когда фильм закончился, он поблагодарил моего брата и спросил, может ли как-нибудь ещё зайти.

Артек живёт на второй от нас улице. В принципе, не так уж и далеко, но надо перейти через оживлённую дорогу. Сколько бы раз я ни шёл в школу, мне приходилось каждый раз обещать, что я пойду по тропинке за домами вдоль дороги, а затем по дороге через близлежащие дома.

Я пообещал Артеку, что найду его пуговицу, и мы договорились, что он будет ждать меня на следующее утро у дороги.

Моя мама шла за нами и думала, что никто из нас не видит, как она курит, но я решил, что сделаю ей замечание, когда мы будем одни.

– Если бабушка разрешит, я приглашу тебя на гриль в субботу, – сказал Артек, когда мы остановились у калитки его дома.

– Ты можешь приходить к нам, когда захочешь, – улыбнулась мама. – Правда, в полночь необязательно, лучше в обычное время.

Мы пожали друг другу руки, как взрослые, и я вернулся

домой.

Точнее, мы не вернулись сразу, а обошли поля, начинавшиеся за нашими домами.

В садах пахло сиренью, а в небе светила огромная луна. Мы шли с мамой молча, было так красиво, что просто не хотелось разговаривать.

Я думал об Артеке, который был евросиротой, и о его бабушке, у которой он должен по любому поводу просить разрешения, и был рад, что я есть какой есть.

Я был так рад, что схватил маму за руку и крепко сжал её.

Наверное, она, как обычно, поняла, что я хотел ей сказать, потому что в ответ сжала мою руку, и мы пошли дальше вдоль домов, где люди смотрели телевизор, или ужинали, или просто сидели и говорили о том, как прошёл день.

А мы с мамой шли на вечернюю прогулку, мы проходили мимо всех этих домов, и я подумал, что, когда мы вернёмся в наш дом, мама приготовит горячее какао и мы выпьем его в комнате с братом.

Так и произошло.

– А твой друг вырастет – человеком станет, – заявил брат, отставляя в сторону пустую кружку.

Я кивнул. Мне было бы очень жаль, если бы моему брату не понравился Артек, потому что в тот день я увидел, что он совсем не такой напыщенный и глупый и что совсем нелегко быть евросиротой.

Из-за всего этого я совершенно забыл о Чёрной Дыре. Прыгнул в кровать, как будто под ней ничего не было, и вспомнил о Дыре, когда уже лежал под одеялом.

И именно тогда под кроватью что-то зашуршало. Я натянул одеяло на голову и задержал дыхание. Шуршание повторилось ещё раз, а потом всё стихло.

Когда утром зазвонил будильник, я осторожно вытащил голову из-под одеяла и посмотрел на пол. Рядом с моими тапочками лежала брендовая пуговица Артека.

Видимо, по какой-то причине она не понравилась Чёрной Дыре, и та просто выплюнула её.

Я хотел рассказать об этом моему брату, но карточка на двери его комнаты говорила, что он ещё спит, поэтому я тихо спустился в кухню.

Я спрятал пуговицу в спичечный коробок и после завтрака вышел из дома. У меня в рюкзаке было два яблока – одно для меня, а другое для Артека (который, как заметила моя мама, в последний раз видел яблоки на картонной упаковке сока). Я дал ежедневное обещание, что не пойду по улице, и закрыл за собой дверь.

Артек ждал, как обещал, на углу под дорожным знаком. Он снял рюкзак и достал большой пакет чипсов.

Я думал, что мы разделим его пополам, но Артек объявил, что это для меня, а его в рюкзаке.

Мне стало плохо при мысли, что я должен всё это съесть, но я кисло улыбнулся и угостил Артека яблоком.

И когда мы устроили состязание кто-дальше-бросит-огрызок, из-за ворот садового товарищества выбежал Глупый Кацек и обругал нас за то, что мы мусорим.

Мы быстро убежали, не объяснив ему, что огрызки, как и остальные растительные отходы, являются биоразлагаемыми, – потому что Кацек, когда злится, становится опасным.