«О, возлюбленная моя!». Письма жене
Шрифт:
Знай же, любимая, что я полюбил тебя, когда увидел в зале на моем выступлении. Ты говоришь: «Какая-то сила задержала меня в зале». Тебе хотелось познакомиться со мной поближе, но я приложил руку к тому, чтобы усилить твое желание и приблизить час нашего знакомства. Да, я внушил тебе мысль о том, что более удобного времени, чем сразу же после выступления, не будет. И мы познакомились!
Ты вправе обидеться на меня за то, что я скрыл от тебя это и молчал почти семь лет. Но не обижайся, умоляю тебя. Разве смогу я жить, зная, что ты на меня обижена? Помнишь, да, ты, конечно же, помнишь историю моей размолвки с моим братом Берлом? Не ту, когда я пытался наставить его на путь истинный, а ту, когда он обиделся на меня за то, что я повлиял на него внушением. С тех пор я дал себе зарок не пользоваться моим даром в общении с близкими. Это пугает людей, и это им не нравится, я понимаю. Поэтому-то я и не признался тебе сразу. Но Бог свидетель, что я более никогда не позволял себе в отношении тебя ничего подобного. В тот раз я просто обезумел (другого слова и не подберу) от нахлынувших на меня чувств и просто позволил себе укрепить тебя в твоем намерении познакомиться со мной. Слегка подтолкнул к этому. Разумеется, если бы у тебя самой не было бы такого желания, то ничего бы и не случилось. Внушить любовь, возможно, это выше моих сил. Невозможно и изменить отношение человека к другому человеку с хорошего на плохое или наоборот.
Прости меня, драгоценная моя, ибо я виноват перед тобой! Не столько тем, что позволил себе тогда прибегнуть к внушению, сколько тем, что малодушно молчал об этом много лет. Прости, прости, прости меня! Хорошо, хоть сегодня собрался с духом. Видимо, причиной тому предстоящая командировка. Я знаю, что все будет хорошо, но в таких делах даже Вольф Мессинг не может быть уверен наверняка, потому что все мы – зернышки между жерновами.
Теперь я чист перед тобой, любимая моя, и клянусь, что больше нет у меня от тебя тайн, даже самых маленьких. За свою провинность я готов понести любое наказание, которое ты мне назначишь. Но втайне надеюсь, что ты не станешь обижаться на меня (ты же все понимаешь!) и наказывать, а ограничишься штрафом. Пусть моим штрафом станут те серьги, которые тебе предложила Фая. Я же видел, как они тебе понравились, и ты немного покривила душой, когда отказалась от покупки под тем предлогом, что у тебя к ним нет ничего подходящего. Любимая, чтобы подобрать подходящее, надо сначала купить серьги. И пусть цена тебя не волнует, такая штучная старинная работа не может стоить дешево. Прошу тебя – позвони Фае и скажи, пусть она придержит эти самые серьги до моего возвращения. Вижу, как улыбаешься ты, читая эти строки, – твой хитрый муж снова вывернулся. Какой смысл мне выворачиваться? Какой смысл мне притворяться перед тобой? Я же знаю, любимая моя, что ты все поймешь и не станешь на меня сердиться. Но пусть у тебя останется хорошая память об этом – мой подарок. Купим тебе эти княжеские серьги, а я попрошу Абрама Ароновича найти к ним все остальное. Ты же знаешь, что если его хорошо попросить, он найдет и царскую корону, не то чтобы перстень, брошку или ожерелье. И непременно надо будет сшить тебе новое платье под эту покупку. Голубое. Только давай сошьем его не у Марины, а у другой портнихи. Марина всякий раз так долго тянет с заказом и столько раз перешивает, что обновка уже не приносит никакой радости. Божьей милостью в Москве хватает хороших портних, есть среди кого выбирать. Решено – серьги, платье и все остальное! Моя царица должна быть лучше всех, на другое я и не согласен!
До встречи, любимая моя! До скорой встречи! Всякий раз расстаюсь с тобой как будто навсегда и всякий раз при встрече радуюсь так же сильно, как и в день нашего знакомства. Целую тебя тысячу раз и тысячу раз прошу прощения за свой невинный обман и за то, что не признался в нем сразу!
Люблю тебя, драгоценная моя, и где бы я ни был – первая мысль моя о тебе.
Отдохни, пока меня не будет, ведь ты так устала, принимая гостей два дня подряд.
Твой В.
Дорогая моя Аида!
Я чувствую себя настоящим богачом! Сейчас объясню почему. У нас в Гуре про тех, кто выписывал мебель из Варшавы, говорили: «Вот настоящие богачи!» Люди победнее обходились тем, что делали местные столяры. Некоторые делали очень красивую мебель, резную и с инкрустацией, но с варшавской ее было не сравнить. И пускай Киев не Варшава, но сам факт покупки мебели в другом городе должен льстить моему самолюбию.
Это была шутка, драгоценная моя женушка. На самом деле я не вижу ничего хорошего в том, что нам приходится покупать мебель для нашей новой квартиры не в Москве, а в Киеве. Я все понимаю – возможности, связи и т. п., – но все равно мне это кажется абсурдным. Мало того что за мебелью надо ехать в Киев, так еще сначала надо ждать, пока можно будет ее получить, а потом ждать, пока получится отправить ее в Москву. Что за чепуха? Неужели нельзя организовать нормальное снабжение? Представляю, как ты уже устала заниматься этой проклятым гарнитуром. Надеюсь, что он оправдает все твои труды. Сейчас ты скажешь, что я – старый ворчун, но согласись, что вся эта история выглядит абсурдно. Это с одной стороны. С другой стороны, мне неловко перед тобой. Проводив тебя, я сразу же начал говорить себе: «Во всем виноваты мои принципы. Ну что мне стоило попросить гарнитур в новую квартиру? Дали квартиру, дали бы и мебель. Недаром же говорят – дал Бог хлеба, даст и масла. Но у меня принципы, и потому моя дорогая жена поднимает на ноги весь белый свет и едет в Киев за таким гарнитуром, который она хочет иметь. Ладно бы еще приехать, купить и сразу же отправить в Москву… Но надо ждать, пока база отгрузит мебель в магазин, надо ждать очереди на железной дороге». Честно говоря, уже не хочется этой мебели, драгоценная моя, мебели, ради которой тебе надо столько мучиться! Разговаривала ты со мной бодрым веселым голосом, но я все равно понял, как ты устала. Я и сам не люблю ждать, особенно когда непонятно, сколько именно надо ждать. «Приходите завтра, приходите завтра…» Знаешь, любимая моя, мы с тобой сделали одну ошибку. В Киев надо было ехать не тебе одной, а нам обоим, причем не просто ехать, а ехать с выступлениями. Тогда бы мы дали выступление на этой самой базе, которая все никак не соберется отгрузить в магазин наш гарнитур, и все бы было в порядке!
Я настолько не разбираюсь в делах, что никак не мог понять, зачем надо ждать, пока база отгрузит мебель в магазин, если ты все равно забираешь гарнитур с базы? Спасибо Ирочке, она мне объяснила. И заодно привела в пример Шурика [52] , который покупал машину в Свердловске с помощью знакомого директора завода. Мол, не одна Аида так мучается, всем приходится. Но это соображение меня мало утешает, я бы предпочел, чтобы никто не мучился.
В твое отсутствие, дорогая моя, просто не могу сидеть сложа руки. Чувствую себя обязанным тоже что-то делать для обустройства нашего гнездышка. Договорился с мастером, который сделает нам антресоли и подправит двери, чтобы они легко открывались и закрывались. Мастер хороший, умелый. Антресоли он еще не сделал, но зато избавил нас от скрипучего пола в коридоре. Другие говорили, что скрипит не верхняя доска, а те, что под ней, и, значит, нужно переделывать пол во всем коридоре, а этот вбил два клинышка, и пол сразу перестал скрипеть. Даже если подпрыгнуть, все равно не скрипит. Разве не радость? Если он сделает то, за что взялся, так же хорошо, то попрошу его переделать оконную раму на кухне. Ирочка говорит, что окно трогать не стоит, зимой, мол, так и так надо затыкать и заклеивать, но я считаю, что окна должны быть в порядке и дуть из них не должно. Так что видишь – я тоже стараюсь сделать что-то по хозяйству. Жалею, что не унаследовал практической сметки моего отца, да будет благословенна его память. Вот уж был практический человек! Его практичностью восхищались в Гуре-Кальварии все – и евреи, и поляки, и даже единственный немец, аптекарь Пассендорфер. Да, моей матери достался практичный муж, а тебе, дорогая моя, непрактичный. Но я стараюсь исправить этот свой недостаток. Вот подумаю и к твоему возвращению сделаю еще что-нибудь.
52
Шуров Александр Израилевич (настоящая фамилия Лившиц; 1906–1995) – советский эстрадный актер, более всего известный по эстрадному музыкальному дуэту «Шуров и Рыкунин».
Не обижайся на то, что я ворчу, драгоценная моя! Я ворчу не в упрек тебе, а, если так можно сказать, – в похвалу. Мне тоскливо без моей любимой женушки, я скучаю, мне жаль тебя, которая вынуждена добывать этот гарнитур далеко от дома, да еще с такими мучениями, я жалею, что не поехал с тобой, хотя понимаю, что был бы тебе обузой и, кроме того, ты бы тогда беспокоилась насчет Ирочки. Закрываю глаза и пытаюсь представить себе этот гарнитур, стоящий в нашей квартире, но не могу этого сделать. И когда ты вернешься, тоже не могу увидеть. Чувствую только, что задержишься ты в Киеве дольше обычного.
Любимая моя, спасибо тебе за все, что ты делаешь для нашего счастья и благополучия! Нет слов, какими бы я мог выразить свою радость по поводу того, что у меня есть ты. Когда ты станешь нервничать из-за этих бесконечных «приходите завтра», вспомни, что у тебя есть любящий муж, который с нетерпением ждет твоего возвращения.
Люблю тебя, люблю тебя безмерно, милая моя!
Целую, скучаю, жду.
Твой В.
Аида, любимая моя!
Было бы проще дождаться твоего возвращения и рассказать о случившемся, но гнев кипит во мне, и я испытываю потребность выговориться немедленно. Но кому, кроме тебя, я могу доверить такое? Поэтому сел писать письмо.
Любимая! Ты, конечно же, помнишь, как в апреле я рассказал тебе, что увидел упавший в Сибири самолет. И помнишь, что мне ответили из управления Аэрофлота: такого рейса не существует! Что ж – если я увидел катастрофу самолета, которого не существует, то, значит, я ошибся. Я назвал точно время и место, люди проверили расписание и не нашли такого самолета, который именно в это время летел из Новосибирска в Москву. Я отчетливо видел, как этот самолет вылетал из новосибирского аэропорта, и знал, что он летит в Москву. Ты знаешь, любимая, что я ошибаюсь редко. Катастрофу я видел очень отчетливо, как будто сам находился рядом. Такие видения никогда не бывают ошибочными. Я подумал, что мог ошибиться только во времени, потому что точное время – самое слабое, если так можно выразиться, место в моих видениях. Я попросил обратить особое внимание на все рейсы, которые будут вылетать из Новосибирска в Москву во второй половине ноября. Меня заверили, что это будет сделано. Но позавчера вечером, едва вернувшись домой с прогулки, я увидел упавший самолет. Та же самая картина, которую я видел в апреле месяце. С одной только разницей. Тогда это было будущее, а теперь прошлое. Самолет упал на самом деле. В тот день и час, который я предсказал! В том же месте! И он на самом деле летел из Новосибирска в Москву! [53] Ночь с субботы на воскресенье я не спал. В воскресенье пытался связаться с управлением Аэрофлота, но дежурный не стал со мной разговаривать. Сегодня утром я явился в управление и заявил, что никуда не уйду до тех пор, пока меня не примет Жаворонков [54] . Он меня не принял, принял его заместитель. Оказалось, что о моем предупреждении все забыли. Посмотрели, что нет в расписании такого рейса, и решили, что Вольф Мессинг несет чушь! В результате погибли двадцать три человека! Двадцать три! Для того чтобы они остались живы, нужен был сущий пустяк – сообщить в Новосибирск, чтобы в такой-то день в такое-то время не разрешили бы вылет самолета в Москву! Что стоило дать такое распоряжение? Я сказал, что все, кто мне не поверил, – убийцы, потому что они виноваты в гибели людей. В напрасной нелепой гибели в мирное время! Может, и не стоило говорить так резко, но меня просто душила злость. Мне обещали, что впредь к моим предупреждениям будут относиться с огромным вниманием, но что толку подкладывать под курицу вареные яйца? [55] Двадцать три человека погибли, их лица перед моими глазами, и их уже не вернуть.
53
Речь идет о катастрофе самолета «Ил-12П» компании «Аэрофлот», произошедшей в субботу 17 ноября 1951 года при вылете из аэропорта Новосибирска. В этот день в аэропорту Новосибирска скопилось много пассажиров, летевших транзитом из Якутии в Москву. С целью разгрузки аэропорта было принято решение организовать дополнительный рейс вне расписания. Метеообстановка в тот день сложилась сложная. Когда в 16:05 командир экипажа Хорунжий подошел к самолету, то обнаружил, что тот покрыт льдом. Хорунжий потребовал обработать самолет горячей водой, что и было сделано. Но из-за резкого снижения температуры горячая вода тоже быстро замерзала. Сменный инженер и контрольный мастер не проверили состояние самолета непосредственно перед рулением на старт, экипаж также допустил халатность, в результате чего в 16:22 самолет начал взлет при наличии большого количества льда на хвостовой части и на плоскостях. Поднявшись на высоту 150 метров над уровнем аэродрома, самолет потерял скорость, перешел в быстрорастущий левый крен и в 16:23 упал на землю. В результате катастрофы погибли 23 человека (19 пассажиров и 4 члена экипажа).
54
Маршал авиации Семен Федорович Жаворонков (1899–1967) был начальником Главного управления гражданского военного флота при Совете министров СССР в 1949–1957 годах.
55
Выражение, аналогичное по смыслу «поздно пить боржом, когда почки отказали».
Когда мне не верят во время выступлений – это пустяки. Пусть не верят, от этого нет никому вреда, кроме самих неверящих. Они наживут себе головную боль, пытаясь разгадать секрет «фокусов» Вольфа Мессинга, только и всего. Но как не верить мне, когда речь идет о катастрофах? Здесь же лучше перестраховаться, но все равно принять меры! В управлении я обвинял других, а по возвращении домой начал обвинять себя. Сам я тоже виноват, потому что был недостаточно настойчив. Надо было поднять такой шум, чтобы небу жарко стало! Надо было потребовать, чтобы было дано распоряжение в Новосибирск! В конце концов, надо было внушить дать такое распоряжение! Если люди не понимают меня в таком серьезном вопросе, когда речь идет о многих человеческих жизнях, то нужно не убеждать их, а загипнотизировать. В следующий раз непременно так и сделаю, но дай Бог, чтобы не было этого самого следующего раза!
Вот написал тебе письмо, и сразу же полегчало. Как будто камень с души свалился. Как будто я поговорил с тобой и услышал твое доброе: «Не переживай, милый». Ах, любимая моя, драгоценная моя Аидочка! Что бы я делал без тебя? Моя жизнь до встречи с тобой сейчас кажется мне каким-то блеклым сном. Люблю тебя, милая моя, люблю так, как еще никто никогда никого не любил! Мысленно переношусь к тебе в Серпухов, обнимаю тебя, целую, глажу твои шелковистые волосы, вдыхаю твой запах! Я безмерно счастлив любить тебя и счастлив быть любимым тобой!