О всех созданиях – больших и малых
Шрифт:
Я покачал головой. Но эта новость как-то удивительно гармонировала с оттенком фантастичности, которую обрел этот день.
Боб Селлерс крикнул, перелезая через изгородь:
– Ну ладно! Не верите, так я вам покажу.
Он повел нас к дальнему концу луга, где вдоль стенки тянулась сухая канава.
– Вот он! – Голос Боба был полон торжества.
И действительно, в высокой траве, положив мордочку на передние ноги, уютно устроился крохотный рыже-белый теленок.
Увидев мать, малыш неуверенно поднялся на ноги и кое-как вскарабкался по откосу канавы, но едва он выбрался на луг, могучая
– Видали? – воскликнул Боб, размахивая руками. – Она его прячет!
Мистер Роджерс промолчал, и я тоже только пожал плечами, но теленок еще дважды, пошатываясь, выбирался из канавы, и мать дважды неумолимо сталкивала его обратно.
– Сказать, так не поверят! – пробормотал фермер больше самому себе. – Это у нее шестой теленок, а тех пятерых мы от нее тут же забирали, как положено. Так, может, этого она решила оставить себе? Уж и не знаю… уж и не знаю…
Потом, когда мы тряслись по каменистому проселку, Дэвид спросил меня:
– Как вы думаете, эта корова правда прятала теленка… чтобы оставить его себе?
Я растерянно смотрел перед собой на дорогу.
– Теоретически так не бывает. Но ты же сам видел, что произошло. А я… как мистер Роджерс, я просто не знаю. – Тут я прикусил язык, потому что машину отчаянно тряхнуло на глубоком ухабе. – Но в нашей работе видишь много странного.
Мальчик задумчиво кивнул.
– Да, по-моему, жизнь у вас такая, что не соскучишься!
56
Военврач положил папку с моей историей болезни и дружески улыбнулся мне через стол.
– Как ни грустно, Хэрриот, но вам предстоит операция.
Эти слова, хотя и сказанные очень сочувственно, были как удар по лицу.
Шел первый год войны. Разлука с Хелен, летная школа, короткий отпуск на несколько дней, чтобы повидать Хелен и нашего новорожденного сына Джимми, первые самостоятельные полеты. И вот два дня спустя после того, как я стал военным летчиком…
– Операция… А нельзя ли…
– Нет, – ответил он. – Ваш старый шрам. Ведь вас уже оперировали по этому поводу?
– Да, несколько лет назад.
– Боюсь, рана вот-вот откроется, так что ею следует заняться.
– Когда? – я сумел выдавить из себя только это слово.
– Немедленно. В самые ближайшие дни.
– Но мою эскадрилью в конце недели перебрасывают во Францию.
– Ах так? Очень жаль. – Он развел руками и снова улыбнулся. – Но они отправятся без вас. Вы будете в госпитале.
Авиационный госпиталь я покидал с чувством большой благодарности к замученным работой, но неизменно бодрым и приветливым сестрам и санитаркам. Они постоянно бранили нас за разговоры после отбоя, за курение под одеялом, за захламленные постели, но меня неизменно поражала их преданность делу.
Лежа там, я размышлял: что заставляет девушек выбирать эти выматывающие профессии? Доброта? Потребность о ком-то заботиться? Не знаю, но я убежден, что это скорее всего врожденное чувство.
Черта эта присуща и некоторым животным, доказательством чему служит Джуди, овчарка Эрика Эббота.
Познакомился я с Джуди, когда лечил у Эрика бычка от актиномикоза языка <Хроническая инфекционная болезнь
– Черт! – ворчал Эрик. – Он пасся в стаде на дальнем лугу, и, уж не знаю как, я про него забыл. И нате, пожалуйста!
Когда актиномикоз поражает язык, лечение следует начинать сразу, едва появятся первые симптомы – слюнотечение и припухание под челюстью. Если же упустить время, язык увеличивается, становится все тверже и в конце концов высовывается изо рта, неподатливый, как кусок дерева, – в старину эту болезнь так и называли: "деревянный язык".
Заморенный бычок уже достиг этой стадии, и вид у него был просто жалкий, но и чуть комичный, словно он меня дразнил. Однако распухший язык лишал его возможности есть, и он в буквальном смысле слова околевал с голоду. Он лежал на полу неподвижно, словно ему уже было все равно.
– Ну, Эрик, нет худа без добра, – сказал я. – Сделать ему внутривенную инъекцию будет легко. У него не осталось сил сопротивляться.
В то время как раз появилось новое и прекрасное лечение, очень современное и эффективное, – введение в вену йодистого калия. Прежде фермеры обычно мазали больной язык йодом. Процедура эта была медленной, а главное, результаты давала далеко не всегда.
Я ввел иглу в яремную вену и запрокинул флакон с прозрачной жидкостью. Я растворял две драхмы йодистого калия в восьми унциях дистиллированной воды, так что сама инъекция много времени не занимала. И флакон был уже почти пуст, когда я осознал присутствие Джуди.
Нет, конечно, краем глаза я видел, что все это время рядом со мной сидела большая собака, но теперь черный нос придвинулся так близко, что почти коснулся иглы. Затем нос прошелся по резиновому шлангу до флакона и двинулся вниз, сосредоточенно посапывая. Когда я извлек иглу, нос принялся внимательно исследовать место укола. Затем высунулся язык и начал тщательно вылизывать шею бычка.
Присев на корточки, я с интересом следил за собакой. Ее поведение явно диктовалось не просто любопытством: каждое ее движение было проникнуто какой-то трепетной заботливостью.
– А знаете, Эрик, – сказал я, – мне так и кажется, что эта собака не просто наблюдает за мной, а принимает самое активное участие в лечении.
Фермер засмеялся:
– Тут вы в точку попали. За Джуди это водится. Не собака, а прямо больничная сиделка. Чуть что не так, а она уж на посту. И ее не отгонишь!
Услышав свое имя, Джуди быстро подняла голову. Она была настоящей красавицей, причем редкой масти – в привычную черно-белую окраску деревенских колли вплетались волнистые каштановые и серебристые полоски. Возможно, причину следовало искать в предке смешанных кровей, но результат получился очень симпатичный, а дружелюбные ясные глаза и смеющаяся пасть делали ее еще более привлекательной.