О всех созданиях - больших и малых
Шрифт:
Поначалу, когда я приезжал к Хелен, он даже не замечал меня: я был одним из той толпы молодых людей, которые вились вокруг его дочери. Однако, когда со временем мои визиты стали более частыми, он внезапно стал осознавать мое присутствие — сначала с интересом, который впоследствии перерос в тревогу. Мне не в чем его упрекнуть, правда. Он был привязан к Хелен, и естественно, что он хотел бы для нее более достойного кандидата. Атакой в ближайшем окружении имелся, по крайней мере, один — молодой Ричард Эдмудсон, чей отец был давним другом семейства Олдерсонов и чье хозяйство занимало примерно тысячу гектаров. Они были богатыми и влиятельными людьми, а Ричард и в самом деле был отличным парнем. По сравнению с ним неизвестный, нищий молодой ветеринар выглядел убого.
Когда мистер Олдерсон был рядом, мои визиты к Хелен становились мучением. Нам всегда казалось, что он косит на нас глаза, а когда я смотрел на него, он всегда отводил глаза, хотя должен признаться, я бы тоже отвел глаза, если бы кто-то внезапно бросил на меня взгляд.
Мне было жалко его, потому что он мне нравился. У него был приятный, неагрессивный нрав, который притягивал к себе, и в других обстоятельствах мы бы с ним прекрасно поладили. Но никуда нельзя было деваться от того факта, что он ненавидел меня. И дело было не в том, что он хотел оставить Хелен возле себя, — он не был эгоистом, и потом, у него была прекрасная экономка в лице его сестры, которая недавно овдовела и переехала жить к Олдерсонам. Тетя Люси обладала приятным характером, замечательно справлялась с домашними делами и присматривала за двумя младшими детьми. Просто мистер Олдерсон привык к удобной мысли, что однажды его дочь выйдет замуж за сына его старого друга и будет вести жизнь состоятельной женщины. Это было его твердое мнение, которое заставляло его яростно сопротивляться любому отклонению от него.
Поэтому я всегда с облегчением уходил с Хелен из дома. Тогда все становилось на свои места, мы ходили на танцы в деревню, гуляли по дорогам, проложенным шахтерами в холмах, а иногда она ходила со мной по вечерним вызовам. В Дарроуби не было каких-то достопримечательностей, но нам нравилось отсутствие нарочитости, чувство самодостаточности в нашем совместном сосуществовании, которое придавало смысл и значимость всему, что мы делали.
Вполне возможно, что так продолжалось бы очень долго, если бы не Зигфрид. Однажды вечером, как у нас было заведено, мы сидели в гостиной Скелдейл-хауса и обсуждали события дня, прежде чем отправиться на боковую. Вдруг он засмеялся и хлопнул себя по колену.
— Сегодня заходил заплатить по счету Гарри Форстер. Старик что-то расшутился — сидел здесь, поглядывал по сторонам и твердил: «Хорошее у вас тут гнездышко, мистер Фарнон, хорошее гнездышко!» А потом хитро посмотрел на меня и заявляет: «Пора бы в это гнездышко да птичку. Какое же гнездышко без птички?»
— Ну, вам давно следовало бы к этому привыкнуть! — сказал я и тоже засмеялся. — Вы ведь лучший жених в Дарроуби. И конечно, они тут не успокоятся, пока вас не женят.
— Э-эй, не торопитесь! — Зигфрид задумчиво оглядел меня с головы до ног. — Гарри имел в виду вовсе не меня, а вас.
— Как так?
— А вы вспомните. Сами же рассказывали, что встретили старика, когда прогуливались вечером с Хелен по его лугу. Ну а у него на такие вещи глаз острый. Вот он и решил, что пора вам остепениться, только и всего.
Я откинулся на спинку кресла и захохотал.
— Мне? Жениться? Вот потеха! Вы только представьте себе! Бедняга Гарри!
— Почему вы смеетесь, Джеймс? — Зигфрид наклонился ко мне. — Он ведь совершенно прав. Вам действительно пора жениться.
— Не понимаю! — Я ошеломленно уставился на него. — Что вы такое говорите?
— Как что? — ответил он. — Я говорю, что вам надо жениться, и поскорее.
— Зигфрид, вы шутите!
— С какой стати?
— Да черт подери! Я только-только начал работать. У меня нет денег, у меня ничего нет! Мне даже и в голову не приходило...
— Ах, вам даже в голову не приходило? Ну так ответьте мне: вы ухаживаете за Хелен Олдерсон или не ухаживаете?
— Ну, я... Мне просто... Если хотите, то, конечно, можно сказать и так.
Зигфрид устроился в кресле поудобнее, сложил кончики пальцев и назидательно продолжал:
— Так-так. Значит, вы признаете, что ухаживали за ней. Пойдем дальше. Она, насколько я могу судить, весьма и весьма привлекательна: всякий раз, когда она проходит по площади в рыночный день, машины только чудом не налетают друг на друга. Все признают, что она умна, обладает прекрасным характером и отлично готовит. Быть может, вы против этого станете спорить?
— Разумеется, нет, — ответил я, обозлившись на его тон снисходительного превосходства. — Но к чему все это? Зачем вы произносите речь, словно судья перед присяжными?
— Я просто аргументирую свою точку зрения, Джеймс. А именно: вы встретили девушку, которая может стать для вас идеальной женой, и ничего не предпринимаете! Говоря без обиняков, я хочу, чтобы вы перестали валять дурака и взглянули на дело серьезно.
— Все далеко не так просто! — сказал я раздраженно. — Я же только что объяснил, что сначала мне нужно тверже встать на ноги... да и вообще я знаком с ней всего несколько месяцев — этого же недостаточно, чтобы так сразу и жениться. И еще одно: по-моему, я не нравлюсь ее отцу.
Зигфрид наклонил голову набок, и я даже зубами скрипнул — такая святость разлилась по его лицу.
— Послушайте, старина, не сердитесь, но я должен вам кое-что сказать откровенно для вашей же пользы. Осторожность, бесспорно, прекрасное качество, но порой вы перегибаете палку. Этот маленький изъян в вашем характере проявляется постоянно и во всем. Вот, скажем, в той робости, с какой вы решаете затруднения, возникающие в вашей работе. Вы всегда действуете с оглядкой, маленькими шажками, тогда как следует смело бросаться вперед. Вам чудятся опасности там, где их и быть не может. Учитесь рисковать, дерзать. А то ваши собственные сомнения подрезают вам поджилки.
— Короче говоря, я жалкий безынициативный болван?
— Ну послушайте, Джеймс, я ведь ничего подобного не говорил, но, кстати, еще одна вещь, которой я хотел бы коснуться. Я знаю, вы меня извините. Но, боюсь, пока вы не женитесь, я не могу рассчитывать на вашу полноценную помощь. Ведь, откровенно говоря, вы все больше доходите до такой степени обалдения, что уж, наверное, половину времени пребываете в сомнамбулическом состоянии и сами не понимаете, что делаете.
— Да что вы такое несете? В жизни не слыхивал подобной...