О всех созданиях - больших и малых
Шрифт:
Когда он показал мне поросенка с раздутой мошонкой, я воспротивился.
— По-моему, Генри, это работа для ветеринара. Кастрируйте здоровых поросят, сколько хотите, но не думаю, что вы справитесь с такой операцией.
— А что такого?
— Ну, необходима местная анестезия, существует большая опасность инфекции... И вам нужно по-настоящему знать анатомию, чтобы разбираться в том, что вы делаете.
Глаза Генри выразили всю меру жажды несостоявшегося хирурга.
— Черт! Я бы хотел узнать, как это делается!
— Знаете что, — сказал я. — Посмотрите, как я буду его оперировать, а потом решайте. Оперировать буду под общим наркозом, чтобы вам не надо было его держать.
— Это дело! — Генри на секунду задумался. — Сколько вы с меня возьмете?
— Семь шиллингов шесть пенсов.
— Грабьте, грабьте! Так валяйте.
Я ввел несколько кубиков нембутала в брюшину поросенка, и, немного пошатавшись, он повалился на солому, перекатился на другой бок и замер. Генри уже приготовил на дворе стол, и мы уложили на него моего пациента. Я приготовился начать, но тут Генри вытащил десятишиллинговую бумажку.
— Лучше сразу уплачу вам, пока не забыл.
— Ладно. Только я уже вымыл руки, так засуньте ее мне в карман, а сдачу я дам, когда закончу.
Я люблю выступать в роли учителя и вскоре увлекся возможностью прочесть лекцию, наглядно ее иллюстрируя. Тщательно разрезал кожу над паховым каналом и вытащил семенник, не повредив его оболочки.
— Смотрите, Генри, вот тут кишка спустилась в канал и лежит рядом с семенником. — Я указал на петли кишки, бледно-розовые под прозрачной оболочкой. — Теперь, если я сделаю так, то верну ее в брюшную полость. А стоит нажать вот тут, и она снова вывалится. Видите, как это получается? Вот она там. А вот она снова тут. Снова я ее возвращаю и — бац! — она снова тут! Для того чтобы удержать ее в брюшной полости, я беру семенной канатик, перекручиваю его вместе с влагалищ-ной оболочкой, а потом...
Но мой слушатель меня покинул. Генри опустился на бочку из-под бензина и улегся грудью на стол, обхватив руками голову. Я испытал горькое разочарование и завершил операцию. И наложил швы без малейшего подъема духа, пока мой студент пребывал в обмороке на другом конце стола.
Я отнес поросенка в его закуток, собрал инструменты и тут вспомнил, что не дал Генри сдачи с десятишиллинговой бумажки. Уж не знаю почему, но вместо полукроны я брякнул на деревянную столешницу шестипенсовик и один шиллинг вместо двух возле самого его лица. На стук монет он открыл глаза и несколько секунд тупо смотрел на них, а потом с пугающей внезапностью сел прямо, и хотя лицо у него оставалось землистым, взгляд стал пронзительным и яростным.
— Эй! — крикнул он. — А где еще один шиллинг?!
Живодёр против ветеринара
Ветеринары — бесполезные бездельники, паразитирующие на фермерах, лентяи, предъявляющие огромные счета, хотя ничего не понимают ни в скотине, ни в ее болезнях. Проще вызвать Джеффа Мэллока, живодера, чем без толку посылать за ветеринаром.
Во всяком случае, это мнение часто высказывали все члены семьи Сидлоу. В конечном счете выходило, что единственным человеком на мили и мили кругом, который знал, как лечить больную скотину, был сам мистер Сидлоу. Если какая-нибудь их корова или лошадь заболевала, мистер Сидлоу немедленно пускал в ход ту или иную коронную панацею из своего богатейшего запаса. У жены и многочисленных детей он пользовался чисто божественным престижем, и главный догмат их веры гласил, что отец в таких делах непогрешим, и единственным, кто почти не уступал ему в этом, был давно скончавшийся дедушка Сидлоу, у которого отец почерпнул значительную часть своих лечебных средств и процедур.
Учтите, мистер Сидлоу был справедливым и гуманным человеком. После пяти-шести дней энергичного лечения, в процессе которого он, например, трижды в сутки запихивал корове в глотку полфунта топленого сала с изюмом, усердно растирал ей вымя скипидаром, а то и отрезал кончик хвоста, чтобы выпустить хворь, он под конец непременно вызывал ветеринара. Не то чтобы от этого могла быть хоть какая-то польза, но он считал себя обязанным предоставить животному все шансы. Приехав, ветеринар неизменно видел животное при последнем издыхании с глубоко запавшими глазами, и лечение, которое он в отчаянии применял, по сути, уподоблялось последнему причастию. Животное неизбежно умирало, а Сидлоу в очередной раз укреплялись в твердом убеждении, что от ветеринаров — пользы никакой.
Их ферма находилась довольно далеко от Дарроуби, и мы были третьей фирмой, которую испробовал мистер Сидлоу. Он побывал в клиентах бротонского Грайера, но счел его некомпетентным и заручился услугами Уоллеса в далеком от нас Мансли. Уоллес горько его разочаровал, и потому он решил испробовать Дарроуби. И пробыл в наших клиентах более года, но отношения между нами оставались натянутыми, так как Зигфрид во время своего самого первого визита глубоко его оскорбил. Вызвали Зигфрида к умирающей лошади, и мистер Сидлоу, сообщая о мерах, какие принимал, упомянул, что засовывал пациентке в задний проход сырые луковицы; он понять не мог, почему она так нетвердо держится на ногах. Зигфрид указал, что, введи он сырую луковицу в задний проход мистера Сидлоу, он — мистер Сидлоу — тоже плохо бы держался на ногах.
Не многообещающее начало, но больше ветеринаров на достижимом расстоянии не было, и он попросту не мог сменить нас на кого-нибудь еще.
Мне сверхъестественно повезло, что я проработал в Дарроуби более года и ни разу не посетил эту ферму. Мистер Сидлоу редко вызывал нас в обычные рабочие часы — поборовшись несколько дней со своей совестью, он словно бы неизменно проигрывал эту битву около одиннадцати вечера (или порой в качестве исключения поражение он терпел во второй половине воскресенья), и волей судеб вызовы эти приходились на ночные дежурства Зигфрида. Именно Зигфрид брел к машине, тихо поругиваясь, и возвращался перед рассветом с глазами, слегка вылезшими из орбит.
А потому, когда все-таки настал мой черед, я не помчался на вызов с энтузиазмом, даже хотя речь шла всего лишь о подавившемся бычке, что никаких осложнений не сулило. (Кусок турнепса или картофелина застревали у него в пищеводе, препятствуя срыгиванию газов и вызывая тимпанию рубца, что могло привести к летальному исходу.) Обычно мы либо выпускали газы, делая прокол желудка, либо осторожно пропихивали трубку в глотке вниз по пищеводу и в желудок с помощью длинного гибкого кожаного инструмента, особого зонда, предназначенного специально для этой цели. В любом случае они поняли, что на этот раз не следует тянуть несколько дней, а к тому же — чудо из чудес! — было четыре часа дня.
Ферма была ближе к Бротону, чем к Дарроуби, на плодородной земле Йоркской равнины. Вид ее мне не понравился. Чудилось что-то угнетающее в обветшалых кирпичных строениях среди распаханных полей, чью унылую плоскость нарушали лишь бурты картофеля.
При первом взгляде на мистера Сидлоу я вспомнил, что он и его семья принадлежат к религиозной секте, отличающейся фанатизмом. Это лицо со впалыми щеками и синеватыми брылями не раз смотрело на меня воспламененным взглядом со страниц исторических книг о былых веках, и у меня возникло чувство, что мистер Сидлоу сжег бы меня на костре и глазом не моргнув.