О знаменитых иноземных полководцах

Непот. Корнелий

После ратификации этих условий с Карфагеном как великой державой было покончено. В последних главах Непота перед нами предстает стареющий полководец, верный своей детской клятве в непримиримой ненависти к Риму, который ищет за рубежом отчизны армию, способную сражаться с его заклятым врагом. Последние надежды Ганнибала сосредоточились на сирийском царе Антиохе, замышлявшем вторжение в Европу. Со своей стороны, римляне относились к зреющей сирийской войне с особенным страхом, ожидая нового похода Ганнибала в Италию во главе азиатских полчищ. События приняли неожиданный оборот: завистливый и недоверчивый Антиох, отстранив от дела своего великого советника, самолично возглавил сирийский десант в Грецию, после первого же поражения в панике очистил европейский берег и не попытался воспрепятствовать переправе римских легионов в Азию. Осенью 190 г. при городе Магнезия в Лидии римляне без труда опрокинули огромное рыхлое воинство сирийского царя, потеряв в битве всего 24 пехотинца и 300 всадников. Через несколько лет после этого ушел из жизни странствующий полководец Ганнибал, настигнутый римской местью. Только имя Карфагена еще полстолетия омрачало

покой детей и внуков того поколения, которое помнило, как Ганнибал стоял у ворот Рима. В середине II в. до н. э. римляне разделались с тенью своего страха, развязав 3-ю Пуническую войну, которая свелась к осаде и разрушению бессильного Карфагена (149–146 гг. до н. э.). Лишь после того как руины великого города отпылали в огне 17-дневного пожара, призрак нового Ганнибала перестал тревожить воображение завоевателей мира.

Римское общество II–I вв. до н. э. К жизнеописаниям Катона и Аттика

Два жизнеописания, сохранившиеся от утерянной книги «О римских историках», знакомят нас с известными латинскими прозаиками II и I вв. до н. э., разделенными во времени примерно в 150 лет. Катон жил в годы рождения римской литературы, Аттик — в период ее расцвета. Несмотря на тематику непотовой книги, литературному творчеству того и другого уделено сравнительно мало внимания: в жизнеописании Катона преобладает суховатый перечень «деяний» государственного мужа, в биографии Аттика дан развернутый портрет не столько творческой, сколько выдающейся по своим нравственным достоинствам личности. Попытаемся уточнить связи героев Непота с их исторической и культурной средой.

Марк Порций Катон Старший (234–149 гг. до н. э.), прадед Катона Младшего, знаменитого республиканца, принадлежал к поколению солдат Ганнибаловой войны. Начало его ратной службы совпало со вторжением карфагенской армии в Италию, молодость его прошла в пылу знаменитейших сражений 2-ой Пунической войны: он принимал участие в битве при Каннах, в осаде Капуи и Тарента, штурмовал Сиракузы, отличился в сражении у колонии Сены, где была разгромлена армия Гасдрубала, брата Ганнибала (см. вступительную статью к жизнеописанию Ганнибала). С войны он возвратился в звании квестора — высшего офицера и казначея, состоявшего при консуле; это была первая магистратура в ряду комициаль-ных (т. е. данных комициями, Народным Собранием) должностей, открывавших доступ в сенат. Через 5 лет после окончания Ганнибаловой войны Катон стал консулом (195 г. до н. э.) и в звании этом усмирил антиримское восстание северных испанских племен; через 10 лет после консульства (184 г.) он удостоился самой почетной в Риме должности цензора, венчавшей карьеру наиболее именитых граждан. В историю вошла суровая ревизия нравов, осуществленная Катоном, прозванным после этого Цензором.

В служебной и военной деятельности Катона проявились многие его замечательные таланты, но сами по себе успехи его не казались бы из ряда вон выходящими, если бы не одно обстоятельство — происхождение энергичного консула и цензора.

Дело в том, что после изгнания из Рима царей (510 г. до н. э.) Римская республика складывалась как государство олигархического типа. Высшие должности (магистратуры), произошедшие от старинной царской власти, — консулат, претура, цензура, доставались исконным аристократам-патрициям и потомкам знаменитых плебейских семей, допущенных к консульской власти в середине IV в. до н. э. В Риме, как и в греческих государствах, народ не по закону, а по традиции отдавал голоса нобилям — т. е. людям «известным» или в прямом смысле слова знатным. Накануне Ганнибаловой войны правящая олигархия, нобилитет, состояла из 4–5 десятков патрицианских и плебейских семей, из поколения в поколение претендовавших на консульскую власть. По образному выражению римских писателей (Цицерон, Саллюстий), эта каста «оккупировала» консулат, оградила его от чужаков своими окопами и гарнизонами, передавая консульские места внутри своего круга «из рук в руки». В сенате бывшие консулы, консуляры составляли своего рода верхнюю палату, определявшую направление римской политики. Масса простых сенаторов разделялась на «фракции», группировавшиеся вокруг знатных вождей.

Катон вышел из социального круга, считавшегося рассадником «нижней палаты» сенатской курии — из сословия всадников, объединявшего богатую верхушку землевладельческого класса италийских городов. Признанным венцом всаднической карьеры считалась в его время должность претора — близкая консулату по объему власти (военное командование, руководство судопроизводством), но уступавшая ему по достоинству. Незнатный Катон, добившийся в силу своей личной популярности консулата и цензуры, посягнул на неприкасаемое достояние потомственных консуляров. Такие случаи редко, но бывали и до и после него: знать презрительно именовала удачливых чужаков, вторгавшихся в ее консулярный круг, «новыми людьми» или «выскочками». Но завоевание высших аристократических магистратур еще не объясняет великую прижизненную и посмертную славу знаменитого Цензора. В политическую историю Рима Катон вошел как выдающийся принципиальный противник знати, публично критиковавший «царское правление» нобилитета в сенате и засилие нобилей на высших государственных постах. В курии энергичный «новый» консул сумел сплотить вокруг себя сенатское большинство, раболепствовавшее ранее перед носителями громких имен: с 80-х гг. II в. в отсутствие Катона сенаторы не принимали никаких важных решений. В Народном Собрании он завоевал полномочия цензора в борьбе с 8 знатными претендентами. В судах непобедимый спорщик обличал злоупотребления именитых магистратов, отбиваясь одновременно от встречных исков высокопоставленных врагов, привыкших стирать «выскочек» в прах с помощью уголовных обвинений. За 85 лет своей жизни красноречивый Катон, прозванный современниками римским Демосфеном, судился 44 раза, не проиграв ни одного дела. Многообразные усилия его не пропали даром: в 187 г.

он низверг могущественный клан Сципионов, проведя через позорные судебные разбирательства братьев Публия Сципиона Африканского и Луция Сципиона Азиатского, победителей Ганнибала и Антиоха; в 184 г., будучи цензором, изгнал из курии нескольких знатных сенаторов. На протяжении всей своей жизни он боролся за подчинение высшей исполнительной власти — этой вотчины нобилитета — коллективному контролю сената; по его инициативе или при его участии был пресечен рост экстраординарных командований, запрещено повторное исполнение консулата, установлена возрастная и порядковая «лестница магистратур», усилился контроль государства за распределением военной добычи, начались судебные преследования жестоких и алчных наместников заморских провинций.

В конечном счете Катон добился временного оздоровления государства, не посягая на глубинные основы римской олигархической системы. В древней традиции он выступает как «добрый муж» и любимец сенаторского сословия, т. е. как антипод демагога и революционера. Он никогда не был народным трибуном, никогда не противопоставлял авторитет Народного Собрания воле сената. В мирную эпоху, наступившую после Ганнибаловой войны, Катон Цензор оказался первым «парламентским» оппонентом правящей олигархии. Лет через 20 после его смерти началось широкое демократическое движение, направленное против столичной знати и связанных с нею местных магнатов италийских городов. Растянувшись на 100 лет, видоизменяясь по форме и содержанию, пройдя через ужасы нескольких гражданских войн, оно завершилось крушением Римской олигархической республики.

Во времена Катона обозначилась не только политическая, но и культурная рознь между именитой верхушкой римского общества и массой простых, сенатских и всаднических семей. Римская знать издревле впитывала культурные веяния, шедшие с юга Италии, из городов Великой Греции. Когда Рим наложил руку на этот островок эллинской цивилизации (середина III в.), греческий язык и литература в свою очередь завоевали римский высший свет. Знатные сверстники Катона с детства писали и говорили на языке, самого просвещенного народа земного круга, их поколение выдвинуло первую плеяду знаменитых филэллинов — поклонников и покровителей греческого мира. В аристократические семьи рубежа III–II вв. до н. э. внедрялись греческие учителя грамматики, риторики и философии, более того — иноземные конюхи, псари и ловчие. Золотая молодежь, воспитанная иностранными педагогами, увлекалась не только высоким наследием эллинского духа, но и «греческим образом жизни»: в моду входили застольные товарищества, дорогие любовницы, комфорт, изысканные яства, экзотические одеяния; вслед за новыми нравами являлись новые пороки — погоня за деньгами, мотовство, разврат, упадок воинской доблести.

За несколько лет до появления на свет Катона родилась архаическая, подражательная римская литература, копировавшая эллинистические образцы. Серьезнейший жанр ее, историографию, развивали консулы и сенаторы римского народа, первые высокопоставленные латинские прозаики, писавшие на привычном им с детства греческом языке — международном языке образованной публики того времени. Латинский язык начала II в., едва освоивший простые стихотворные размеры, казался неприспособленным для риторического повествования или выражения ученых понятий.

Катон воспитывался в среде муниципальных италийских помещиков, учивших своих детей не греческому языку, а письму, счету и навыкам рачительных хозяев сельских усадеб. Деревенская простота этого общества возмещалась крепостью его нравственных устоев: вдали от роскошной столицы долго сохраняли свою силу идеалы бережливости, честности, трудолюбия, почитались добрые семейные нравы. Отношение почтенных «землепашцев» к рафинированной иноязычной знати выливалось в сложную смесь почтения и отчуждения; образы римского муниципала и нобиля можно прочувствовать, сопоставив для сравнения фигуры европеизированного русского дворянина и замоскворецкого купца прошлого века.

Энергичный сын тускуланского всадника вторгся в высшие столичные сферы как передовой идеолог италийских городков. И принципы его политики, и суровая цензура в духе предков, одобренная большинством римского народа, уходили корнями в родную почву старого латинского захолустья. Вместе с тем живая и талантливая натура Катона усваивала и новые ценности широкого мира. На склоне лет честолюбивый Порций усердно занимался самообразованием, нагоняя в знании своих знатных соперников. В зрелом возрасте он выучил греческий язык, чтобы познакомиться с общественно-полезными жанрами литературы — историографией и риторикой. Главными учителями его стали Фукидид и Демосфен, главной целью занятий — патриотическое и творческое, несколько наивное соревнование с гениями Эллады. После цезуры на шестом десятке лет писал он практические трактаты по сельскому хозяйству, военному делу и праву (до наших дней дошли значительные отрывки из сочинения «О сельском хозяйстве»), собирал изречения великих мужей, составил сборник нравоучительных примеров и учебную энциклопедию для сына (утерянные ныне труды). Первым из римских ораторов Катон начал публиковать свои речи, 150 из них попали в библиотеку Цицерона (до нас дошли около 250 фрагментов катоновских речей). Главным трудом самородного писателя считается историческое сочинение под названием «Начала», описанное в 3-ей главе непотовой биографии. Еще неуклюжее, как замечает Непот, по форме, оно открыло эпоху латинской национальной историографии: среднее поколение латинских анналистов (40-20-е гг. II в. до н. э.), сменившее грекоязычных предшественников, перешло вслед за Катоном на латинский язык. Заслуживает внимания самобытнейшее построение катоновой Истории, не имеющее аналогий в античной литературе: старый противник знати излагал события, опуская имена прославленных вождей, победы Рима преподносились читателю как деяния самого римского народа; начала римской истории он искал не в корнях города Рима, но в судьбах италийских городов, как бы предвидя будущее единое общество и единое государство в границах романизированной Италии.