О.Генри: Две жизни Уильяма Сидни Портера
Шрифт:
В связи с этим неизбежен вопрос: как же ему так долго — больше года — удавалось «водить за нос» издательство и постоянно, чуть ли не каждый месяц, требовать (и получать!) авансы под текст, к которому он даже не приступал? Ведь Г. Ланиер, главный редактор издательства, ведавший авторскими выплатами, был, говорят, человеком очень дотошным, нудным, педантичным и даже подозрительным и вряд ли стал бы платить (даже О. Генри!) до тех пор, пока не удостоверился, что работа продвигается как надо. На поверку, «ларчик раскрывается» довольно просто: в конце 1909 года Ланиера на его высоком посту сменил Гарри Стигер, давний знакомец писателя (почти друг, если у О. Генри — по крайней мере с его стороны — вообще были друзья). Он познакомился с ним еще в Питсбурге, где оба работали в газете. Да и сейчас, кстати, жили по соседству — их номера в «Каледонии» располагались на одном этаже, наискосок через коридор друг от друга. Стигер был большим почитателем таланта нашего героя и не доверять ему (во всяком случае, складывается такое впечатление) просто не смел. И доверял. Свидетельство тому — масштабная рекламная кампания, которую развернул
322
Langford G. Р. 228–229.
Биографы О. Генри, отвечая на вопрос, почему роман так и не состоялся, почти единодушны во мнении, что во всём виноваты деньги. Точнее, работа — совершенно ему не привычная и не знакомая, за которую он взялся в надежде хорошо заработать. Речь идет об инсценировке для театра, которую предложил сделать известный театральный продюсер из Чикаго Франклин Эдамс. Ему приглянулся рассказ О. Генри «Он долго ждал», опубликованный в январском номере журнала «Кольере». Уже в феврале он связался с автором и сделал ему предложение. Писатель неважно себя чувствовал, но, соблазненный перспективой хорошего заработка, согласился.
Позднее, уже после завершения работы, Эдамс говорил, что О. Генри был «довольно ленив». Если бы знал истинную причину того, что он истолковал как «неторопливость», он так, конечно, говорить бы не стал. Дело в том, что, хотя писатель и бодрился, с каждым днем самочувствие его ухудшалось, и работать над пьесой ему приходилось, преодолевая и буквально «ломая» себя. Тем более, соглашаясь на предложение, он думал, что речь будет идти лишь об адаптации рассказа. Но в процессе обсуждений, а их было несколько, пришлось весьма далеко уйти от оригинального сюжета: в результате появилась совершенно новая история. Всё усложнилось еще и тем, что по ходу было решено делать не пьесу, а мюзикл, и О. Генри должен был сочинять не только диалоги, но и стихотворную часть. Но писатель шел на это — он был совершенно раздавлен долгами: осенью ему пришлось заплатить за год обучения Маргарет в колледже (а это почти полторы тысячи долларов), да и других трат было предостаточно.
Первое представление мюзикла (он получил название «Jlo!» — парафраз строки из стихотворения А. Поупа) состоялось 25 августа 1909 года в городе Аврора, штат Иллинойс. Как вспоминал Эдамс, представление прошло успешно — «публике понравилось». За ним последовали гастроли труппы со спектаклем по городам Среднего Запада, которые закончились 5 декабря [323] . Судя по тому, что это был первый, но не последний «театральный» эпизод в жизни писателя [324] , финансовый итог сотрудничества его удовлетворил.
323
Ibid. Р. 227.
324
Тогда же О. Генри (уже по собственному почину) взялся переделать в пьесу рассказ «Превращение Джимми Валентайна», но не закончил потому, что инсценировать один из его рассказов осенью того же года ему предложил другой известный (но уже бродвейский) продюсер, Джордж Тайлер. Ему приглянулся рассказ «Мир и дверь» — история о двух влюбленных — женщине, вроде бы отравившей мужа, и мужчине, якобы застрелившем приятеля в пьяном виде. О. Генри, несмотря на то что чувствовал себя совсем плохо, поначалу согласился, но работать не смог и продал Тайлеру за 500 долларов права на инсценировку своих рассказов. Пьесу сочинил другой автор, но инсценировка, что называется, «не пошла». Тогда Тайлер, который отчетливо осознавал сценические перспективы рассказов О. Генри, решил вернуться к новелле «Превращение Джимми Валентайна». Но у О. Генри просто не было сил снова взяться за работу. Он передал то, что сделал, и за неделю нанятый Тайлером за 100 долларов «литературный негр», используя наработки писателя, «перелицевал» новеллу в пьесу, и Тайлер поставил ее на Бродвее. Успех был ошеломляющим. Тайлер позднее хвастался, что пьеса, все права на которую (и, естественно, отчисления) принадлежали ему лично, принесла ему больше 100 тысяч. О. Генри, конечно, знал об успехе и в письме продюсеру укорил последнего за скупость. То ли совесть действительно «взыграла», то ли по каким-то иным соображениям, но вскоре после этого Тайлер дополнительно выплатил писателю 750 долларов.
Здоровье между тем стремительно ухудшалось. Его постоянно одолевала слабость, спорадически случались приступы ужасной боли, которые он одолевал с помощью алкоголя. Но спиртное уже мало помогало, и однажды, во время очередного приятельского застолья, случился приступ, и писатель едва не потерял сознание. Видя, как О. Генри страдает, друзья забили тревогу и связались с Сарой. Супруга, не мешкая, оставила Северную Каролину и примчалась в Нью-Йорк. Писатель не хотел обращаться к врачам, отшучивался: «Ничего, кроме неврастении, они у меня не обнаружат» — и говорил, что совершенно им не доверяет. Последний из законченных рассказов О. Генри — юмористическая история под названием «Дайте мне проверить ваш пульс», в которой он довольно резко высмеивает некомпетентность и сребролюбие нью-йоркских эскулапов, — это подтверждает. Но в рассказе — возможно, кто-то из проницательных читателей О. Генри и заметил это — есть и другое: надежда. В самой глубине своей души он, видимо, всё-таки надеялся на выздоровление. Обычно он утешал других — своих читателей. Но в этой новелле (кстати, далеко не самой удачной) он больше утешал себя, чем кого бы то ни было.
Жена и друзья настаивали, чтобы О. Генри лег в больницу. Но он не хотел туда и потому ухватился за предположение жены, что дело, может быть, всё-таки в том, что «он переутомился» и «нуждается в продолжительном отдыхе». Сара предложила уехать из Нью-Йорка в Эшвилл. Там, в предгорьях, — сосны, чудесный целебный воздух. Они помогут восстановить пошатнувшееся здоровье. Причем совершенно не обязательно жить вместе с мамой. Они могут жить отдельно, снять коттедж за городом, там свободно можно гулять, охотиться. Муж сможет там спокойно отдыхать, а если возникнет желание, то и писать. Так в октябре 1909 года О. Генри очутился в Эшвилле.
Всё вышло, как обещала ему жена. Они сняли загородный дом в шести милях от города, у самого подножия Аллеганских гор. Живописные пейзажи, тишина, напоенный запахом сосновой хвои воздух — всё в точности, как и было обещано. Скоро из Нью-Джерси приехала Маргарет. И на какое-то время показалось, что это внезапное воссоединение принесло нежданное счастье.
В очерке, опубликованном в 1912 году, Сара вспоминала: «Мы стали ближе друг другу в эти дни. Однажды после полудня, когда мы гуляли вместе по запорошенным снегом лесистым холмам, он обнял меня за плечи и сказал: “Словно в старые добрые времена, не правда ли?”» [325] .
325
Porter S. С. The Gift / Delineator. May 1912. P. 376.
Какие «старые добрые времена» имел в виду О. Генри? Если с кем он прежде и гулял, обняв за плечи, то, конечно, это была не Сара, а Атоль. Или он подразумевал нечто другое? Но Сара поняла, что просто ему в тот момент было хорошо.
В эти первые недели «на курорте» он совершенно не притрагивался к спиртному. Много гулял. Гулял один, гулял с Сарой, с Маргарет. С дочкой они даже несколько раз ходили на охоту (Сара специально у кого-то из знакомых раздобыла ружье), но никого не подстрелили. Вообще-то О. Генри был совершенно чужд охоте, и Маргарет припомнила, что отец даже ни разу не прицелился, «он не мог причинить боль, а тем более убить живое существо, даже малую пичужку». Но веселым, даже в эти дни, назвать его было нельзя. Маргарет, которая тогда провела в обществе отца несколько недель, вспоминала: большую часть он был задумчив, малоразговорчив, часто сидел, устремив взгляд на горы. «Однажды, уже поздно вечером, я заметила, что он сидит в темном углу веранды и смотрит на горы. Ночь, казалось, наполнена предчувствием чего-то, что грядет. Я ощущала это, и думаю, что и он тоже. Я не могла — и знала, что и он в этот момент не может — разговаривать. Я присела у его ног. Так прошло довольно много времени. Потом, все так же без слов, он поднялся, взял меня за руку, и мы вместе вошли в дом» [326] . Не так все было хорошо, как могло показаться. О. Генри одолевали тяжелые думы. Может быть, он предчувствовал, что жить ему осталось совсем немного. Но ни с кем из близких этими мыслями не делился.
326
Langford G. P. 236.
А в письмах и разговорах по телефону с нью-йоркскими знакомцами бодрился. Сообщал Стигеру: «Могу сказать, физически я абсолютно здоров. Ну, может быть, только неврастения. Но прогулки на свежем воздухе сделают меня новеньким. Что касается диагноза, что мне поставили в Нью-Йорке (цирроз печени. — А. Т.), все это крайне сомнительно. Я похудел на двадцать фунтов и могу скакать по горам как козел» [327] .
То, что он похудел, соответствовало действительности. О том же свидетельствует и фотография, сделанная тогда, рядом с той самой верандой, где О. Генри сидел с дочерью. Но напрасно это его так радовало. Потеря веса при его заболевании — едва ли повод для радости. Скорее наоборот.
327
Ibid. P. 233.
Он пытался сочинять и написал в Эшвилле несколько новелл (среди них «Муниципальный отчет»). Но писалось ему плохо. В основном О. Генри работал над составлением своих сборников (в 1909 году вышли две книги: «Дороги судьбы» (Roads of Destiny), «На выбор» (Options),над третьей — «Деловые люди» (Strictly Business)он тогда работал. Она вышла в следующем, 1910 году). Тем не менее в Северной Каролине он провел почти полгода. Вероятно, для него, привыкшего к иной атмосфере, иному стилю и темпу жизни, это были не лучшие месяцы. Но то, что они хоть на какое-то время продлили ему жизнь, — несомненно. А О. Генри стремился в Нью-Йорк. Сара это видела. И понимала, что работать он может только там. Помните стейнбековское: «…если вы жили в Нью-Йорке и он стал вашим домом, ни одно иное место вам не подойдет»? Они оба это хорошо знали. Да и деньги были нужны. А раздобыть их можно было только в Нью-Йорке.